Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Миссис Бэтсон дала мне Ваше письмо от 25 января, и завтра я иду в Форин Офис узнать, что я могу сделать в соответствии с Вашей просьбой. Напишу Вам позднее, как только буду иметь сведения, но я сделаю всё, что смогу, чтобы облегчить Ваш путь. Миссис Бэтсон сказала мне, что во время болезни Бэтсон очень волновался, что не успел ничего сделать. С наилучшими пожеланиями. Искренне Ваш, А.Д.Холл» [313].

К проникновенному письму, адресованному миссис Бэтсон, Николай Иванович приложил портрет Бэтсона, нарисованный, когда он был в Ленинграде, художником Института прикладной ботаники И.Б.Стребловым [314]. Она ответит, что это лучший портрет ее мужа.

Продолжая хлопоты об экспедиции, Николай Иванович заручился поддержкой ведущего прикладного ботаника Франции Шевалье, профессора Алжирского университета Дюселье и профессора Трабю – тоже из Алжира. Всем Вавилов твердил одно: «Я всегда стоял в стороне от политики, и поездка моя преследует исключительно научные цели».

Обстановка сложная. Визы в Англию и Францию получить достаточно просто; под нажимом французских ученых обещаны визы в Алжир и Тунис. Но твердо отказано во въезде в Марокко и в Сирию. Забрезжила надежда на британские визы в Палестину и на остров Кипр, но не в Египет, контролируемый Англией, но формально независимый.

И вдруг Вавилов узнает, что из-за «режима экономии» его экспедиция откладывается на неопределенный срок. Новость свалилась как снег на голову: ведь всё давно согласовано на самом верху!

Кажется, дальше бороться невозможно, но это было бы не по-вавиловски. Он должен сделать всё, что зависит от себя.

23 апреля 1926 г., Н.П. Горбунову: «Посылаю Вам краткую Докладную записку, которая, может быть, понадобится Вам при переговорах, как материал, объясняющий, что именно в силу “режима экономии” необходимо осуществить данную поездку. Я глубоко убежден в полной практической целесообразности этой поездки, которая одобрена несколькими селекционными съездами, Наркомземом, Пленумом и Малым Совнаркомом, не говоря уже о том, что затрачено очень много энергии на то, чтобы осуществить ее, на то, чтобы получить согласие Англии, Франции на разрешение поездки. Внутренняя убежденность в правоте этого дела позволяет просить Вас помочь Институту в нем».

В Докладной записке – своего рода шпаргалке для Горбунова – аргументируется целесообразность экспедиции: затраты запланированы ничтожные, а ожидаемая польза – огромна, не только для теории, но и для практики. «Уже немедленно после бедствия в 1921 году, вызванного засухой, возник вопрос о привлечении семенного материала из засушливых земледельческих районов Северной Африки для выведения необходимых нам засухоустойчивых сортов. В селекционной работе самое существенное – исходный семенной материал» [315].

Всё это было известно Горбунову, руководству Наркомзема и более высоким инстанциям. Не был ли «режим экономии» лишь благовидным предлогом? Финансовое положение Советской России к тому времени значительно выправилось благодаря нэпу и радикальной денежной реформе, проведенной наркомом финансов Сокольниковым. Вместо ничего не стоивших бумажек была введена твердая валюта. Золотой червонец котировался на мировых рынках. Ассигнования на экспедицию Вавилова в страны Средиземноморья, как и на другие зарубежные командировки, были утверждены в рамках общей сметы расходов Института прикладной ботаники на 1926 год. Если внезапно понадобилось эту смету пересмотреть (такое в «плановой» советской экономике случалось часто), то не самому ли Институту следовало решать, какие расходы урезать, а какие – нет. Заведующий Отделом генетики Института Карпеченко находился в длительной зарубежной командировке, и никто не требовал его срочного возвращения ради экономии. Работала большая экспедиция Воронова в Южной и Центральной Америке. Жуковский вторично отправился в Малую Азию. В эти же дни Вавилов просил утвердить командировку в США, на IV Международный ботанический конгресс, заведующего Отделом физиологии Н.А.Максимова и его сотрудницы и жены Т.А.Красносельской-Максимовой. В письме Горбунову Вавилов дал обоим блестящие характеристики, объяснил, насколько важно им быть на съезде, завести связи с коллегами, побывать в лабораториях. Командировка в США им была дана на полгода.

И только директору Института отказано из-за «режима экономии»!

Похоже, что тут не обошлось без тайного доноса. Вавилов и без того был на подозрении как буржуазный специалист, сын эмигрировавшего коммерсанта, бывшего миллионера.

20 апреля он пишет Зайцеву: «Я только что приехал из Москвы. Затруднения с выездом еще больше увеличиваются» [316].

Вавилов посылает Горбунову брошюру по селекции засухоустойчивых сортов (Доклад секции по борьбе с засухой на Всесоюзном геофизическом съезде), следом шлет первый экземпляр своей только что отпечатанной книги «Центры происхождения культурных растений»: «Больших доказательств, что мне во что бы то ни стало надо ехать в Средиземноморье, у меня нет» [317].

Горбунов ходит по инстанциям, но решение затягивается. Только 17 мая Вавилов смог сообщить (М.Г.Попову), что «добился снятия“ вето” у нас».

Можно выезжать? Но маятник качнулся в другую сторону.

«Дело с нашей поездкой снимается с очереди. Во-первых, опоздали. Если теперь и пришлось бы ехать в Алжир, Тунис, то в период, когда туда едут только сумасшедшие». А главное, «возникли новые неожиданные препятствия, ибо оказалось, что в колонии с советским паспортом не пускают. Такого случая не было. В Марокко и Сирию нас не пустят, по словам Шевалье, хотя бы все французские ботаники за нас поручились. Французский посол заявил, что самое большое, что он может сделать, дать визу во Францию, но гарантировать въезд в Алжир и Тунис не может и предлагает это дело устраивать в самом Париже». Да и «от англичан до сих пор нет ответа. Чрезвычайно напакостила английская забастовка [318]. Теперь уже на визы в Судан и Египет не рассчитываю. В смету будущего года вставляем опять экспедицию» [319].

Итак, тупик. Глухая стена!.. Но он не был бы Вавиловым, если бы смирился.

«Я буду стремиться хотя бы для вылазки, хотя бы в июле выбраться во Францию, чтобы там ориентироваться в обстановке и пробраться хотя бы в Италию, Грецию и подготовить возможности экспедиции в будущем году. <���…> Но пока положение весьма трудное. Французская виза во Францию после английской забастовки оказалась транзитной, транзитная же без основной визы – нуль» [320].

Но – дорогу осилит идущий. Колесо фортуны вдруг снова стало поворачиваться в его сторону.

29 мая 1926 г., Г.Д.Карпеченко, Лондон : «Я, наконец, кое-как устроил дела со своей поездкой. Из английских виз я получил 2-недельную визу в Англию, визу в Кипр и Палестину. Отказали в визе в Египет и в Судан. Еду в Лондон, чтобы попытаться получить эти визы. Порасспрашивайте в Мертоне, не могут ли мне помочь в этом деле. Мне до зарезу нужно попасть в Египет и Судан, в последний, главным образом, чтобы через него пройти в Абиссинию. В Абиссинию мне попасть нужно до зарезу, ибо там решается ряд проблем пшеничных и ячменных. Так вот, проинтервьюируйте до моего приезда. Я Вам, вероятно, пошлю телеграмму или открытку из Берлина. Выезжаю я из Москвы 31 [мая] через Ригу, Берлин, Голландию [в] Лондон без задержек. Числа, следовательно, 5-го буду в Лондоне».