Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Стали обсуждать, как ему помочь с визами. Положение осложнялось тем, что в стране был очередной правительственный кризис. Старое правительство ушло в отставку, новый премьер-министр Бриан никак не мог сформировать кабинет: мало кто из видных политиков рвался занять министерские посты. Министра иностранных дел еще не было.

Долго обсуждали, к кому обращаться: к бывшему президенту Пуанкаре? Или к новому премьеру Бриану? Составили письмо госпожи Вильморен ее давнему другу, главе административного аппарата министерства иностранных дел.

Николай Иванович изложил его содержание Елене Ивановне: «"Я ручаюсь за Вавилова, как за себя. Он сделал многое для Вильморенов. Исследования его имеют мировое значение. И Франция от них получит не менее других. Дом Вильморенов берет на себя всю ответственность” и т. д.

Это, право, благородно. И я уже простил маркизе и крашеные губы, и парик, и весь свой конфуз в непривычных условиях.

Судьба поездки в Африку зависит теперь не в меньшей мере от маркизы.

Как будто есть надежда на днях получить визы в Сирию, Алжир, Тунис и Марокко, но не в Сомалию. В последнюю дадут визу, когда будет согласие эфиопского правительства [323]. Вот еще неожиданный №».

Наутро, полагая, что дело сделано, Вавилов пошел в министерство получать документы. Не тут-то было! Его даже не допустили до ответственных лиц, которые могли принять решение.

Вавилов идет в советское полпредство, требует более активной помощи, но полпред Красин объясняет ему, что отношения Советской России с Францией крайне напряжены, получение виз – дело безнадежное.

Вечером он опять у маркизы Вильморен. У нее в гостях губернатор острова Мадагаскар. В его присутствии Николай Иванович поведал ей о своей неудаче.

Рассерженная маркиза тут же позвонила начальнику министерства и «началась проборка почти министру». «Тот обещал пустить в ход мое дело. По-видимому, подоспела рекомендация Академии наук (Парижской) и другие, к[отор]ые я выхлопатывал. Что-то будет? Наша миссия вчера раскачалась, и секретарь наконец отправился в М[инистерст]во Иностранных] дел».

Вавилов писал в приподнятом настроении, письмо стало искриться юмором: «О, ужас! Послезавтра снова завтрак с маркизой. И с ней должны на автомобиле ехать в Verierres [324]на посев. К вечеру она помолодела еще лет на 20. И в профиль могла бы сойти за молодую. Но действия ее пока так умны, что, если дело кончится благополучно, ей я буду признателен всю жизнь. Без нее дело не пошло бы, и темп событий был бы иной. А теперь побегу в театр. До черта надо овладеть французским. Хотя леди хорошо говорит по-английски, но <���…> изредка переходит».

Но радоваться было рано.

24 июня 1926 г.: «12 ч. д[ня]. Утро весьма печальное. В префектуре (Министерство Внутренних дел) виз в Африку не

желают давать. В 4 часа опять требуют для опроса. Еще хуже с итальянцами. Виза дана без меня в Москве и переслана в Париж. А здесь говорят, что могут ее дать только для немедленного въезда в Италию из Франции. А не так, как мне надо, с заездом в Грецию и пр. Визы, словом, не дали. Отправляюсь сейчас к маркизе Vilmorin в весьма груст[ном] настроении. Но идти надо».

События развиваются с головокружительной быстротой, и в тот же вечер Вавилов пишет «милой Ленушке»: «Не верю пока своим глазам, но тем не менее в кармане визы в Сирию, в Алжир, Тунис и Марокко. Не только я не верю, но и Полпредство».

Оказалось, что маркиза посетила Пуанкаре и Бриана, и когда он пришел к ней, сказала:

– Мой друг, вам разрешено ехать туда, куда вам угодно. Направляйтесь в министерство иностранных дел, оттуда в префектуру, получайте визы и заходите к нам на прощанье.

В префектуре, куда Вавилов явился для окончательного оформления виз, его встретили с изумлением.

– Вы знаете о событиях? – коротко спросил чиновник и стал звонить в министерство.

Он говорил о событиях, крайне неприятных для французских властей. Уже больше года в Сирии, в горах Хорана, длилось восстание друзов. Усмирить их никак не удавалось. А тут еще в Марокко начались активные военные действия против маленькой Рифской республики, провозгласившей независимость. Французские власти старались скрыть эти события от мировой общественности. Даже гражданам Франции для въезда в эти колонии требовалось специальное разрешение.

Распоряжение выдать визы Вавилову исходило от премьер-министра, но в префектуре отказывались этому верить. После часа телефонных переговоров визы были, наконец, на руках.

«Остается, т[аким] обр[азом], Испания, Египет. Италия, думаю, даст в конце концов, и главное, Абиссиния, Судан и Сомалия.

В самом М[инистерст]ве Внутренних] дел не верили. Это всё дело маркизы [325]. Теперь надо всё обдумать. Я уже перестал даже думать о Сирии. Карт даже еще не покупал. Будь бы это на I 1/2 месяца раньше!!!»

25 июня, Н.П.Горбунову: «Все мысли, как бы проникнуть в Абиссинию. Обдумываю обходные пути. Визы в Египет не дали, придется, вероятно, проходить через Аравию, если дадут визу в Судан. Это выяснится в Палестине. <���…> Надеюсь через полгода овладеть средиземноморскими культурами и достать всё, что нам нужно. Но этого мало. Надо добраться во что бы то ни стало до Эфиопии» [326].

Уже в следующие дни маршрут меняется. 1 июля он писал Елене Ивановне из Марселя: «Эти дни я замотался. Всё пытался добыть визу в Египет. Пока ничего не вышло. Сегодня неожиданно решил изменить маршрут. Выяснилось, что в Сирию я все равно опоздал, а в С[еверной] Африке или надо теперь быть, чтобы что-нибудь застать, или вообще не ехать. Есть и еще много соображений. Всё обдумав, решил ехать сегодня в Африку и завтра уже буду в Алжире. Там пробуду месяц и оттуда буду делать поездки в Марокко и Тунис. Визы у меня на 1 месяц 10 дней в эти 3 страны.

Оттуда поеду в Италию (если удастся устроить с визой) и в Грецию, а оттуда уже в Палестину и Сирию. Но пока трудно сказать точно. Второй день в Марселе. Уже Средиземье, пальмы, чинары. Был на выставке С[еверной] Африки. Весьма убога, но кое-что взял.

Париж сам я видел как следует, кроме агроном[ической] части. Пастерианцы очень помогли (Метальников, Вайнберг, И.И.Иванов, он здесь, вернулся из Сенегамбии, куда ездил по обезьяньим делам [327]). Снабдили всякими прививками <���…>. Итак, не верится, завтра сбудется мечта 10 лет».

В Алжире в те дни вся страна праздновала 7 5-летний юбилей Луи Трабю – «великого французского интродуктора», как назвал его Николай Иванович, не скупившийся на похвальные отзывы о коллегах. Благодаря Трабю была преобразована вся растительная индустрия небольшой страны, его влияние чувствовалось и за пределами Алжира. В его честь была выбита медаль.

Знаток тропической и субтропической флоры, Трабю создал богатейший ботанический сад, издал монографии об эвкалиптах, агавах, акациях, ввел в культуру пригодные для Алжира виды и сорта цитрусовых и других культур.