Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

19 июня 1927 г., Испания, В.Е.Писареву. «Египетский помощник вернулся в Рим. Свыше 300 образцов (15 ящиков) семян со всего Египта (в том числе для Пангало 30–40 образцов бахчевых) направлены в Ленинград. Заснято много фотографий по всему Египту и приобретена литература. “Хлопец” дошел до Судана. Вероятно, получим кое-что и из Судана» [384].

Египетский материал Вавилов считал особо ценным и просил Писарева не распаковывать посылки до своего возвращения: хотел сам посмотреть, прежде чем рассортировывать и раздавать по отделам.

Перед отъездом из Италии Вавилов поручил Гайсинскому «дообследовать» страну: Сардинию и Итальянские Альпы. «При этом он, конечно, давал мне, невежде в агрономии, необходимые инструкции и устно и письменно. Эти объяснения были настоящими лекциями по естествознанию, географии, истории и т. д.» [385].

Вернувшись из экспедиции, Николай Иванович стал добиваться разрешения Гайсинскому реэмигрировать на родину. С его трудоустройством проблем не было: Вавилов брал его к себе в Институт, считая ценным, проверенным в деле сотрудником – честным, старательным, хорошо образованным, владевшим основными европейскими языками, что он считал крайне важным. Он ходатайствовал о Гайсинском перед Н.П.Горбуновым, Горбунов – перед высшим руководством Кремля. Сам Николай Иванович не упускал случая поговорить о нем, с кем только мог. «Ваши дела хоть медленно, но все же идут: Подвойский и Скрыпник дали хороший отзыв; Подвойский сам хотел двинуть Ваше дело. Приехала в Москву Г. К. Суханова, и она может быть полезна Вашему делу. Словом, Вы нас еще тормошите, дело далеко не безнадежное» [386].

Сотрудница советского полпредства в Риме Суханова (Флаксерман) симпатизировала Гайсинскому. Это была женщина со связями, лицо историческое. В Кремле помнили, что в октябре 1917 года на ее квартире состоялось конспиративное заседание большевистского ЦК, на котором было принято решение о вооруженном захвате власти. Но помочь возвращению Гайсинского она не смогла. Горбунов тоже был не всесилен. Даже ходатайства таких партийных боссов, как член ЦКК (Центральной контрольной комиссии) Н.И.Подвойский и нарком юстиции Украинской ССР Н.А.Скрыпник, оказались бесплодными. В чем была проблема, понять трудно. В 1920-е годы многие эмигранты возвращались в Советскую Россию, но Моисею Натановичу Гайсинскому путь на родину почему-то был перекрыт. К его счастью, конечно: многих возвращенцев ждала плачевная участь.

Гайсинский пытался поехать на время в США, где жила его мать. Николай Иванович писал об этом М.О.Шаповалову, рекомендуя «чрезвычайно способного и очень хорошего человека» [387], но и из этого ничего не вышло.

Более удачным оказалось обращение во Францию. В письме Н.А.Безсонову в Париж Вавилов характеризовал Гайсинского как человека «чрезвычайно способного и знающего много языков». Просил помочь ему устроиться так, «чтобы он действительно мог бы продолжать учиться и, зарабатывая, мог бы продолжать совершенствоваться. Если бы нашлась, например, вакансия лаборанта, младшего ассистента в работающем институте, то это, вероятно, очень его устроило бы. Химия во Франции сильная и поучиться есть чему» [388].

В Париже Гайсинский стал сотрудником лаборатории Марии Кюри, затем перешел в Радиевый институт к Фредерику Жолио-Ктори. Стал одним из основателей радиационной химии, директором Национального центра научных исследований, членом Французской Академии наук. Умер в 1976 году.

О судьбе его итальянского друга Р.Гудзони, к сожалению, ничего не известно.

В Испании правил полуфашистский режим во главе с диктатором Мигелем Примо де Ривера. Он пришел к власти в 1923 году, совершив государственный переворот. Правительство и парламент были распущены, действие конституции остановлено, введена цензура. В народе росло недовольство, и власти меньше всего хотели пускать в страну «большевистских агитаторов».

Под давлением испанских ученых, которых Николай Иванович бомбардировал письмами, – особенно активен был профессор Креспи из Музея естественной истории в Мадриде, – виза ему была дана, но только на один месяц.

Проводив Елену Ивановну, Вавилов отправился в Испанию.

Первые же полевые сборы в окрестностях Мадрида показали, что за месяц ему не управиться.

Креспи посоветовал обратиться к префекту Мадрида за продлением визы и пошел к нему вместе с Николаем Ивановичем.

Мрачное здание префектуры – с узкими решетчатыми окнами – сохранилось, вероятно, со времен инквизиции.

Префект принял русского путешественника вне очереди, так что профессор Креспи едва успел ему шепнуть, что чиновник говорит по-русски.

– Шумел, пылал пожар московский, – такими словами префект встретил Вавилова. Он был в штатском костюме, но заметна была военная выправка. Он стоял у стола, сложив по-наполеоновски руки на груди.

– От Севильи до Гренады, в тихом сумраке ночей, раздаются серенады, раздается звон мечей, – ответил Николай Иванович: ему был на руку неформальный тон разговора.

Оказалось, префект был шесть лет военным атташе в царской России, хорошо знал Поволжье и Кавказ.

Цель путешествия его не заинтересовала, но визу он охотно продлил и заверил, что при необходимости продлит еще. На прощанье посоветовал больше интересоваться искусством и взял слово посетить Эскориал и Толедо.

Николая Ивановича удивил столь любезный прием, а причина неожиданного либерализма испанских властей открылась ему уже в конце путешествия, когда профессор Креспи, бережно опекавший Вавилова, необычайно смущенный, отозвал его для «секретного разговора». Секрет состоял в том, что к русскому путешественнику были приставлены два шпика, которые следовали за ним по пятам. Николай Иванович был удивлен: занятый сбором растений, он никакой слежки не замечал.

Так как передвигался он очень стремительно, переезжал на новое место на ночь глядя или вставая до рассвета, то бедные сыщики сбились с ног. Они чертовски устали и обратились за помощью к Креспи, тот вынужден был взять на себя непривычную роль парламентера. Сыщики предлагали своему подопечному сделку. Они просили Вавилова заблаговременно сообщать им о его передвижениях, а они, так и быть, в горы за ним не поедут, а будут поджидать в условленных местах. В обмен на такую любезность они были готовы оказывать ему всякие услуги: заказывать билеты, бронировать номера в гостиницах, отправлять посылки.

Познакомивших с ними, Вавилов «увидел давно примелькавшиеся две физиономии в котелках и в штатных костюмах». Об этой забавной сделке Вавилов потом рассказал в статье о своем путешествии [389]. А в письме с места событий упомянул о ней ироничной строкой. «По пятам следует архангел-хранитель. Но с ним мы уже договорились. Взмолился он. Замучил». Скоро, впрочем, «договор пришлось нарушить ввиду их постоянного намерения заказывать номера преимущественно в дорогих гостиницах, в центре городов и вообще стремления пожить получше» [390].