Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

В материалах следствия по второму делу Чаянова его сын Василий Александрович обнаружил таблицу вызовов на допросы. На них подсудимого водили 21 раз , каждый допрос длился много часов. Но в деле оказались протоколы только двух допросов. В них зафиксировано признание обвиняемого в том, будто и в ссылке он установил связи с правой оппозицией (то есть с бухаринцами); что занимался вредительством) что готовил теракты. Какими истязаниями заставили его подписать такие протоколы, можно только гадать. 3 октября Чаянов был приговорен к высшей мере , в тот же день расстрелян.

Так как процесс по делу ТКП не был открытым, оно не имело такого громкого резонанса, как дело Промпартии или Меньшевистского центра. Оно стало рекордным по другим показателям. Ни с одного дела умельцы ОГПУ-НКВД не сняли такого числа урожаев. В последующие годы дело ТКП вновь и вновь открывали, втягивая новые группы обвиняемых.

Сохранились десятки письменных ходатайств Вавилова за арестованных, которых он лично знал. О том, как Николай Иванович относился к этим арестам, можно судить по доносу на него в ЦК ВКП(б) и лично Сталину вице-президента ВАСХНИЛА.С.Бондаренко и парторга Климова. Они «посчитали долгом большевиков» сообщить о том, что «когда ему [Вавилову] указали на безобразное положение филиала Всесоюзного института растениеводства в ДВК [Дальневосточная станция ВИРа], он, рассвирепев, заявил, что, когда там были Соболев и Савич (вредители), то дела шли

"блестяще”, – “это были честные, самоотверженные люди!”. Не было случая, чтобы Вавилов о ком-либо из установленных вредителей (Таланов, Максимов, Левитский и др.) сказал, что они преступники. Этим он всегда мешал нам правильно направлять настроение массы научных работников. Окружен он постоянно самой подозрительной публикой» [521].

В своих обращениях в ОГПУ Вавилов не мог ни «свирепеть», ни настаивать на невиновности обвиняемых. Он мог только характеризовать арестованных как научных работников, просить о скорейшем разбирательстве их дел и предлагать использовать их по основной специальности – не ради них самих, разумеется, а для пользы страны и народа. Благодаря его ходатайствам участь некоторых обвиняемых облегчалась, а непростое положение ходатая – усугублялось.

В секретной «Справке на Вавилова Николая Ивановича», в числе многих других, есть и такая «улика»:

«После ареста основных деятелей ТКП, ВАВИЛОВ принимал все меры к тому, чтобы добиться их реабилитации. Принимал от осужденных и их жен заявления, ходатайствовал об их освобождении, заявляя о невиновности арестованных, представив Яковлеву, арестованному впоследствии как врага народа, список на освобождение 44 человек» [522].

Стилистическая неграмотность этого абзаца может соперничать только с лживостью содержания. Приходится повторить: Вавилов, конечно, нисколько не сомневался в невинности арестованных, за которых ходатайствовал, но просить мог только о скорейшем рассмотрении их дел и предоставлении работы по специальности. В противном случае его ходатайства рассматривались бы как вмешательство в компетенцию ГПУ-НКВД и могли только ухудшить положение арестантов.

Через 10 лет после первой волны арестов по делу ТКП главарем мифической партии сделают Н.И.Вавилова. Ему предъявят показания бывших сотрудников и коллег. Некоторым из них его ходатайства спасли жизнь. Другим не помогли, их кости истлели в необозначенных братских могилах.

Зато показания, выбитые из них палачами, обрели бессмертие. Они содержались под грифом – хранить вечно\ Ходатайства Вавилова об облегчении их участи станут отягчающими обстоятельствами в деле самого Вавилова.

Вернувшись из американской экспедиции, Николай Иванович попал в атмосферу бесконечных проверок, собраний, проработок, на которых задавали тон Быков, Альбенский, Шлыков и другие «проработчики» с партийными билетами. Пока его не было, они стали еще более агрессивными. Несли они с трибун ужасную ахинею, ибо не понимали и не хотели вникать в суть той работы, которую громогласно разносили. На разные лады озвучивалось одно и то же: буржуазные ученые пропитаны буржуазной идеологией; они идеалисты, антидарвинисты, практике ничего не дают; их надо поворачивать к диалектическому материализму, к социалистическому переустройству деревни.

Как вспоминала Е.Н.Синская, «Щиколай] Щванович] с мокрыми от пота волосами, с каким-то просительным и кротким выражением глаз, влезал на кафедру и в одно и то же время кротко и недоумевающе, возмущенным голосом начинал возражать, искренне стремясь убедить оппозиционеров, что всё высказанное ими есть плод невежества, и то, что Дарвина он знает и почитает, и т. д., и уходил с кафедры под свист и улюлюканье» [523].

Разоблачения снова вышли в печать.

29 января 1931 года газета «Экономическая жизнь» напечатала большую статью А.К.Коля под двойным заголовком: «Прикладная ботаника или ленинское обновление земли. Лицом к нуждам социалистического строительства».

«Революционное задание В.И.Ленина обновить совземлю новыми растениями оказалось сейчас подменным реакционными работами по прикладной ботанике над центрами происхождения растений». О том, что он сам еще недавно превозносил теорию центров происхождения, Коль предпочел забыть. Он продолжал: «Под прикрытием имени Ленина окрепло и завоевывает гегемонию в нашей с.-х. науке учреждение, насквозь реакционное, не только не имеющее никакого отношения к намерениям Ленина, но им классово чуждое и враждебное. Речь идет об институте растениеводства с.-х. академии им. Ленина».

Так первыми строками своей статьи Коль огорошивал читателя.

А что дальше? Дальше шли слезливые жалобы на то, что он, Коль, возглавляя в Институте Бюро интродукции, не мог развернуться, ибо его загрузили «кропотливой» работой по учету поступающих из-за границы семян. В угоду своим теоретическим представлениям, Вавилов собирает примитивные растения Афганистана и Абиссинии и игнорирует достижения мировой селекции.

А ведь через руки Коля проходили все заграничные поступления, и потому он не мог не знать о тесных связях Института с ведущими селекционными станциями и фирмами мира, от которых широким потоком шел семенной материал, включая наиболее продуктивные сорта мировой селекции. Однако он озвучивал то, что когда-то слышал от Арцыбашева, а еще раньше то же самое пытался внушить Вавилову Д.Н.Бородин: в Америке созданы высокопродуктивные сорта – закупай их вагонами и засевай миллионы гектаров! «Новым» в статье Коля было то, что этим примитивным представлениям он придал форму политического доноса.