Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Я и сейчас заявляю, что в упомянутой контрреволюционной организации я не состоял, но учитывая мою ошибку в вопросе о ликвидации кулачества как класса, я тем самым потенциально смыкался с теми людьми, которые были носителями этой контрреволюционной “идеи”. Это, вероятно, и дало повод проф. Писареву, злому гению моей судьбы, причислить меня к ее участникам.

Другим моментом, позволившим ему причислить меня к организации, им тогда возглавляемой, является след.: в глухой борьбе между проф. Писаревым и молодой советской порослью начинающих исследователей я стоял в стороне, а след., по железным законам классовой борьбы, я был на его стороне.

Эта борьба протекала на роковом для меня фоне: с одной стороны личное расположение ко мне проф. Писарева, а с другой – травля, советская по форме и антисемитская по содержанию, со стороны тогдашнего секретаря парт, ячейки Отдела Генетики и Селекции ВИР Тер-Казарьяна, бывшего белогвардейского офицера, обманным путем проникшего в партию (недавно исключен), и научной сотрудницы Ивановой К.В., дочери б. городового.

Анализируя теперь в одиночестве, со всей беспощадностью каждый свой день и час работы в ВИРе, я пришел к самому тяжелому и позорному для себя выводу, что проф. Писарев мог бы даже завлечь меня в такую организацию, ибо для меня тогда его специальные знания были адекватны знаниям процессов и движущих сил в с. х. нашей страны.

Фальшью не будет сейчас звучать мое заявление, что хирургическое вмешательство в мою жизнь органов пролетарской диктатуры позволяет и позволит мне находиться в рядах тех, кто с энтузиазмом и беспредельной преданностью борется за лучшие идеалы, принесенные в мир Октябрьской революцией под руководством когорты людей, обессмертивших свои имена в истории человечества.

Тяжелой ценой я купил свое перерождение и хочется верить, что забота о человеке, о которой 4 мая 1935 г. говорил т. Сталин, вождь нашей страны, коснется и меня, потерявшего семью, а след., и дорогих мне детей.

Мое осуждение по 111 ст. УК в уборочную кампанию 1934 г. служит плохой иллюстрацией к тому, что я выше сказал. Приложенные же при сем документы, а равно и дело, которое будет затребовано, позволит Вам судить и о качестве следственного процесса и о степени моей виновности.

Добавлю, что неопашка на 6 отд. совхоза нескольких скирд <���…>, а равно и запоздание с выполнением одного очередного графика уборочных работ 21 сентября <���…> не будут по соображениям социальной педагогики служить тем камнем преткновения, о который споткнется моя личная жизнь. <���…>

Надеюсь, что милосердие постановления Центрального Исполнительного Комитета Союза от 11 августа 1935 г. относительно подобных нарушений служебного долга в хлебоуборочные кампании 1932—33 г. распространится и на меня, и мои нарушения не будут хотя бы служить преградой при решении вопроса о моем досрочном освобождении или иной форме облегчения моей участи.

Вот уже скоро 3 года, как я лишился детей и любимого дела, но я полон надежды, что просьба человека, полностью осознавшего свою ошибку и приносящего раскаяние, будет услышана, ибо я верю в Марксову мысль – корнем для человека является сам человек, – претворенную в жизнь сталинской практикой любовного выращивания людей, даже ошибавшихся.

С.Шиманович

18 января 1936 г.»

Таково окошко в геенну огненную, где металась душа безвинно пострадавшего, преданного боготворимым учителем, семьей и всем светом. В отчаянии от безнадежности своего положения, он судорожно цеплялся за призрак надежды, походя утягивая в бездну других.

В чем выражалась травля Шимановича со стороны парторга Шмавона Тер-Казарьяна и научной сотрудницы К.В.Ивановой, в заявлении не разъясняется. Тер-Казарьян был царским (а не белогвардейским) офицером, в партию большевиков проник не обманом, а после участия в защите Бакинской коммуны в 1918 году. Окончив Ленинградский сельхозинститут, был внедрен в ВИР в рамках «коммунизации» Института благородных ботаников. Работал под руководством Чинго-Чингаса, создателя лаборатории мукомольно-хлебопекарных качеств зерновых культур. Когда Чинго-Чингас выбыл из строя , Тер-Казарьян возглавил лабораторию, но через два года тоже был арестован (а не только исключен из партии), то есть разделил судьбу Шимановича.

Как парторг Отдела, Тер-Казарьян должен был проявлять повышенную общественную активность и, видимо, не раз «доставал» стоявшего в стороне Шимановича. Но какое отношение могла иметь к этому К.В.Иванова, дочь инженера-путейца, а не городового? Ее специальностью был клевер, она работала в Отделе кормовых культур, тогда как Шиманович занимался селекцией льна.

С Клавдией Васильевной Ивановой я был знаком.

«После ареста и гибели Николая Ивановича [Вавилова] в семье Ивановых свято хранили все материалы, связанные с именем этого гениального ученого, хранили в те годы, когда это было отнюдь не безопасно. В эту семью не раз обращались те, кто пытался осветить в литературе образ Н.И.Вавилова, кто изучал его жизнь и деятельность» [574].

Я был одним из тех, кто не раз обращался к Н.Р.Иванову и его супруге за помощью и никогда не получал отказа. Бывал у них дома, пользовался их радушием и хлебосольством. Не припомню, чтобы в разговорах всплывало имя С.Ю.Шимановича; не думаю, что они вообще о нем помнили. Какая кошка пробежала между ним и Клавдией Васильевной, можно только гадать.

Помогло ли Шимановичу его заявление генпрокурору, мне неизвестно, но судьба обошлась с ним не так сурово, как со многими другими. Мне удалось найти упоминание об автореферате его диссертации: «Особенности отбора у льна-долгунца». Автореферат датирован 1952 годом. Значит, ему посчастливилось уцелеть и даже вернуться к любимому делу.

Почему же тогда, в 1933-м, Вавилов не был арестован?

Ведь тот же В.Е.Писарев, да и другие выбывшие из строя не только признавались и чистосердечно каялись в вымышленных преступлениях. Свою чистосердечность они должны были доказывать , то есть изобличать сообщников по народническо-эсеровской Трудовой Крестьянской Партии. А главным «сообщником» был директор ВИРа и президент ВАСХНИЛНиколай Иванович Вавилов. Приходилось говорить, писать, подписывать показания о том, что Вавилов враг колхозного строя, советской власти, социалистической реконструкции сельского хозяйства; что он и есть глава ТКП, что он в сговоре с Бухариным, другими уклонистами и правыми троцкистами.

Досье на Вавилова распухало как на дрожжах. Невозможно предположить, что об этом не докладывалось на самый верх – Сталину, Молотову, другим членам Политбюро.