Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Что сказал ей прокурор, мы не знаем. В марте 1941 года она, по свидетельству Ю.Н.Вавилова, снова приезжала в Москву хлопотать о муже и, вероятно, смогла что-то узнать. Но ее письма Сергею Ивановичу «со страшными подробностями» были написаны в октябре и декабре, когда она жила в Саратове, не представляя о том, что Николай Иванович рядом, в нескольких кварталах, в саратовской тюрьме № 1.

После его ареста вчерашние друзья и сотрудники стали избегать жену «врага народа». Она никому не хотела навязываться. Из тех, кто не избегал, а всячески поддерживал, ближе всех была семья Карпеченко.

Георгия Дмитриевича арестовали через полгода после Николая Ивановича. Общая беда еще больше сблизила их жен. Галина Сергеевна Карпеченко была моложе Елены Ивановны на 16 лет. Она окончила институт иностранных языков, была первоклассным переводчиком, но ее уволили. Она уехала с маленькой дочкой к родителям в Москву, вернее, в подмосковный дачный поселок Ильинское. На лето пригласила Елену Ивановну с 13-летним Юрой.

Ю.Н.Вавилов: «ВИльинском мы с мамой жили около двух месяцев. Там нас и застала война. Помню первый налет немецкой авиации на Москву 22 июля 1941 г. и несколько последующих налетов. Над Москвой стояло огненное зарево, вызванное пожарами от зажигательных немецких бомб и стрельбой наших зенитных батарей. Это зарево было хорошо мне видно, когда я залезал на большую ель, росшую на дачном участке» [898].

Фронт стремительно приближался к Ленинграду, возвращаться в него было нельзя. С огромным трудом Елене Ивановне удалось уехать в свой родной Саратов. Ю.Н.Вавилов считает, что Галине Сергеевне Карпеченко и ее отцу они были обязаны жизнью: в Ленинграде не смогли бы пережить блокаду.

21 декабря 1941 г., Йошкар-Ола:«Самый темный день в году, день тьмы. Вчера вечером вернулся из Казани, где пробыл 5 дней. На душе тяжесть по-прежнему необычайная. О Николае вестей нет. “Арап Федорович” милостиво обещал поговорить по этому вопросу в Куйбышеве [899]. <���…> Чувствую страшное понижение творческих способностей. Исчезает память, вспышки мысли все реже и реже. Думаешь только о том, как бы спрятаться поскорее от этой человеческой мерзости, физического холода и собственного бессилия под одеяло и заснуть, заснуть».

31 декабря, Йошкар-Ола:«Перевернул прошлогоднюю запись за это же число, и приходится снова повторить, что кончился год, самый тяжелый в жизни. И этот страшный ледяной, как мороз градусов в 30 с ветром, “объективный материализм” – как настроение и отношение. И даже огромный том Леонардо опять со мною здесь, в бывшем Царевококшайске. А между тем война переменила знак, Гитлер на глазах трещит и, вероятно, скоро кончится как “умирающий черт”. А между тем – чистый снег глубокой провинции. А между тем Олюшка, только и удерживающая на свете. Но страшная, безжалостная и обидная до последнего атома судьба Николая».

После нападения гитлеровской Германии на Советский Союз Москва стала естественным союзником Лондона. Страны стремились к сближению, в том числе в сфере культуры, науки. Весной 1942 года Академия наук СССР избрала почетными академиками двух британских ученых: сэра Генри Дейла (физиология) и Джона Холдейна (генетика и эволюция). Аналогичный жест был сделан Лондонским королевским обществом: его почетными членами были избраны академик И.М.Виноградов (математика) и академик Н.И.Вавилов (генетика, растениеводство). Можно не сомневаться, что обмен любезностями был предварительно согласован по дипломатическим каналам. Но почему выбор пал на этих лиц?

Для избрания иностранных ученых почетными членами Академии наук СССР их высокая научная репутация была не единственным критерием. Имена британских кандидатов наверняка прошли апробацию в НКВД и были утверждены высшей властью. Нобелевский лауреат Генри Дейл не был замечен в антисоветских настроениях и избирался, так сказать, по должности, как президент Лондонского королевского общества. В его лице советская академия протягивала руку всей британской науке. Научная репутация Джона Холдейна тоже была высока, но не менее важно было то, что он коммунист, член руководства компартии Великобритании, большой друг СССР.

Вероятно, и Лондонскому королевскому обществу рекомендовали избрать двух представителей советской науки.

Но на ком остановить выбор – это Генри Дейл и его коллеги решали сами.

Многие авторы полагают, что избрание Н.И.Вавилова было продиктовано не только признанием его научных заслуг, но и стремлением облегчить его участь. Об этом как будто бы свидетельствовала и дневниковая запись Вернадского в декабре 1944 года: «Его арест произвел большое впечатление. Были попытки иностранных учен[ых] его спасти. Он был выбран членом Кор. Общ. в Лондоне как крупный ученый. О выборе его в члены Корол. Общ. я узнал из газет. Он был в это время в тюрьме в Саратове (кажется, из верных источников). Он умер от голодной смерти, была ли это пытка или недоедание. Он был в полном разгаре творческих сил» [900].

По воспоминаниям британского генетика Сирила Дарлингтона, записанным Ж.А.Медведевым, Н.И.Вавилова рекомендовал в Королевское общество Джон Холдейн, которому, в свою очередь, его рекомендовал Герман Мёллер [901].

Есть письмо Мёллера Николаю Ивановичу от 24 мая

1941 года: просьба помочь с получением транзитной визы немецкому еврею А.Канторовичу для проезда через СССР в Японию. Прошло 10 месяцев после ареста Вавилова, но Мёллер об этом не знал. Война затруднила связи, так что на Западе об этом не знали еще очень долго.

Правда, в дневнике С.И.Вавилова, в записи от 9 августа 1942 года, в Свердловске, куда он приехал на общее собрание Академии наук, кратко записано: «6 августа – 2 года ареста Николая. Целый день ходил сам не свой. Приехавшие из Москвы рассказывают, что будто бы американский посол, приехав в Москву, первым делом обращался с просьбой о его освобождении. Тоже жуткая страница из истории науки, да и просто людей».

Но Сергей Иванович не случайно сопроводил услышанное словечком «будто бы». То была очередная легенда.

Избирая Н.И.Вавилова почетным членом Королевского общества, британские коллеги, по-видимому, не подозревали, что он в опале, в тюрьме, что он – «враг народа».

Это особенно вероятно, если его кандидатуру рекомендовал друг СССР Холдейн. Да и Генри Дейл позднее указывал: в Британии узнали, «что Н.И.Вавилов каким-то образом впал в немилость», уже после его избрания в Королевское общество. А о том, что он «смещен со своего поста, исчез вместе с некоторыми своими сотрудникам по генетике и умер неизвестно где и когда между 1941 и 1943 годами», Генри Дейлу стало известно только в 1945 году [902].