Майкл Ондатже - Английский пациент [litres]

– Твой отец жив?

– Да. Наверное. Некоторое время я не получал писем. А брат, похоже, все еще в тюрьме.

Кип постоянно вспоминает один случай. Он впервые работает один, ищет секрет хитрого приспособления, которое находится «в чреве белой лошади». На меловом холме жарко, белая пыль вокруг. Мисс Морден сидит метрах в двадцати выше по склону, записывая все, что он делает. Он знает, что в долине, внизу, находится лорд Суффолк, который наблюдает в бинокль.

Работает медленно. Меловая пыль поднимается и оседает на все. Ему приходится постоянно сдувать ее с крышек взрывателя, с проводов, чтобы рассмотреть детали.

Жарко. Он заводит взмокшие руки за спину и вытирает запястья о рубашку, нагрудные карманы которой заполнены всякими нужными мелочами и частями прибора, с которым ведется поединок.

Он устал, проверяя, одну за одной, свои догадки. Слышит голос мисс Морден:

– Кип?

– Да.

– Остановитесь на минуту, я спускаюсь к вам.

– Лучше не надо, мисс Морден.

– Все равно я спущусь.

Он застегивает пуговицы на всех карманах и накрывает бомбу тряпкой; женщина неловко вползает в «лошадь», садится рядом и открывает мешок. Смачивает кружевной носовой платок одеколоном из маленькой бутылочки и передает ему.

– Протрите лицо. Лорд Суффолк всегда так делает, чтобы освежиться.

Он осторожно принимает из ее рук платок и прикладывает ко лбу, шее и запястьям. Она открывает термос и наливает себе и ему чаю. Затем разворачивает промасленную бумагу и достает галеты.

Кажется, она не торопится обратно на склон, где будет в безопасности. А напомнить об этом было бы грубо. Болтает об ужасной жаре и о том, что они, благодарение Господу, догадались заказать в городе комнаты с ванной, которая очень пригодится после такой работы. Потом начинает рассказывать о том, как впервые повстречалась с лордом Суффолком. Ни слова о бомбе, которая лежит перед ними.

А ведь и в самом деле, он начал было замедлять темп работы и мыслей – как тогда, когда ты, уже полусонный, постоянно перечитываешь в книге один и тот же абзац, пытаясь уловить связь между предложениями, но вместо того соскальзывая в омут первого сна… Мисс Морден вытащила его из водоворота проблемы.

Женщина аккуратно складывает все в мешок, кладет руку на его правое плечо и возвращается к своей позиции на походном одеяле, расстеленном над уэстберийской «лошадью». Она оставила ему очки от солнца, но в них плохо видно, поэтому он убирает их в сторону и возвращается к работе.

Чувствуется запах одеколона. Он вспоминает подобный аромат. В детстве он однажды слег с высокой температурой, и кто-то натирал его одеколоном.

Кип покидает поле, где работал саперной лопаткой. Держит перед собой вытянутую левую руку, будто поранился.

Через огород – детище Ханы, с пугалом из креста и подвешенных на нем жестяных банок из-под сардин идет вверх по направлению к вилле и теперь держит ладони чашечкой, будто заслоняет пламя свечи. Хана встречает его на террасе. Он берет ее за руку, и божья коровка, обогнув ноготь мизинца, быстро переползает на ее запястье.

Девушка возвращается в дом, так же вытянув перед собой руку.

Проходит через кухню.

Поднимается по ступенькам.

Пациент поворачивает голову, когда она входит. Хана подносит руку с божьей коровкой к его ступне, и насекомое начинает свой долгий путь по телу, огибая морские просторы белой простыни, – яркое красное пятнышко, ползущее по неровно застывшей вулканической лаве.

В библиотеке Караваджо случайно сталкивает локтем с подоконника блок взрывателя, когда поворачивается на радостный крик Ханы в коридоре. Блок, кажется, повисает в воздухе – столь быстро Кип успевает подхватить его, пока тот не грохнулся на пол.

Караваджо опускает взгляд на лицо Кипа, а молодой человек шумно переводит дух.

Вдруг он понимает, что обязан этому смуглому парню жизнью.

Теряя робость в присутствии пожилого человека, Кип начинает смеяться, стискивая в руках коробку с проводами.

Караваджо запомнит этот бросок. Он может уйти, уехать домой, никогда больше не увидеть Кипа – но ни за что не забудет его. Спустя годы, в Торонто, при выходе из такси он придержит дверь перед собирающимся занять машину индусом – и будет думать о Кипе.

А сейчас тот просто смеется, глядя на лицо Караваджо.

– Я знаю все о саронгах. – Караваджо покрутил рукой в сторону Кипа и Ханы. – Встречался с индусами на восточной окраине Торонто. Я грабил один дом, и оказалось, что он принадлежит индийской семье. Они проснулись и выскочили из спальни, замотанные в этих тканях, саронгах; они в них и спали, меня это заинтриговало. Мы побеседовали, а потом они уговорили меня примерить саронг. Я снял одежду, переоделся; вдруг они схватили меня и выставили полуголым за дверь.

– Ты это не придумал? – Она усмехнулась.

– Обижаешь!

Она знает его достаточно хорошо и почти поверила. Когда Караваджо занимался своей «работой», он всегда оставался человеком. Вламываясь в дом во время Рождества, он раздражался, если замечал, что календарь открыт не на той странице. Часто разговаривал с животными, которые оставались одни в доме, цветисто обсуждал проблемы питания и давал им большие порции еды из холодильника. Зверушки платили благодарностью, радостно встречая его в следующий раз.

Она идет с закрытыми глазами вдоль книжных полок в библиотеке и вытаскивает наугад книгу. Это сборник стихов. В середине между разделами находит чистую страницу и начинает писать.

«Он говорит, что Лахор – древний город. Лондон по сравнению с Лахором достаточно молод [83] Действительно, поселение на месте теперешнего Лахора существовало, по археологическим данным, еще до нашей эры. Лондон как Лондиниум, что в переводе с латыни означает «город кораблей», основан римлянами в 43 г. н. э. . Я говорю, что родилась в еще более молодой стране. Он говорит, что у них давным-давно знали порох. Еще в семнадцатом веке на картинах, изображающих придворную жизнь, рисовали фейерверки [84] Изобретение пороха в Европе приписывается известному английскому ученому Роджеру Бэкону (а иногда немецкому монаху Бертольду Шварцу) и датируется XIII веком н. э. .

Он небольшого роста, чуть повыше меня. Всегда серьезен, но улыбка обаятельная. У него твердый характер, но он этого не показывает. Англичанин говорит, что это один из „священных“ воинов. Но у него особое чувство юмора, более буйное, чем предполагают хорошие манеры. Вспоминается: „Я перезвоню ему утром“. О-ля-ля!

Он говорит, что в Лахоре тринадцать ворот, названных именами тамошних святых, императоров или направлений, куда они ведут.

Слово „бунгало“ происходит от „Бенгалия“?..»