Майкл Ондатже - Английский пациент [litres]

– Никто не слушал.

– Почему?

– Я неправильно назвал фамилию.

– Вашу?

– Нет, свою я назвал.

– Тогда почему же?

– Ее. Ее фамилию. Фамилию ее мужа.

– А что вы сказали?

Он ничего не отвечает.

– Проснитесь! Что вы сказали?

– Что она моя жена. Я сказал «Кэтрин». Ее муж был мертв. Сказал, что она ранена и сейчас лежит в пещере на плато Гильф-эль-Кебир в Увейнате, к северу от колодца Айн-Дуа. Женщина нуждается в воде и пище. Я пойду с ними, покажу дорогу. Все, что мне нужно – это джип. Только один из их чертовых джипов! Может быть, после этого путешествия я показался им кем-то вроде тех безумных пророков пустыни… Нет, не думаю. Уже началась война, и они как раз вылавливали в пустыне тайных агентов. И каждый человек с иностранным именем, который забредал в этот маленький оазис, был под подозрением. Она была всего в сотне километров, а они не хотели слушать меня. Эта случайная группа в английской форме в Эль-Тадже. Я, должно быть, казался неистовым. У них была и передвижная тюрьма с плетеными клетками размером с душевую. Меня поместили в такую и поставили в грузовик. Я бился в ней, пока не выпал на улицу. Я кричал: «Кэтрин». Кричал: «Гильф-эль-Кебир». А единственное имя, которого они ждали и которое следовало выплюнуть, уронить в их ладони, как визитную карточку, было «Клифтон».

Меня опять забросили в грузовик. Я был еще одним возможным второсортным шпионом. Еще одним международным обломком.

Караваджо хочет встать и уехать из этой виллы, из этой страны, от осколков войны. Он просто вор. Все, чего он хочет, – чтобы рядом были сапер и Хана или, еще лучше, люди его возраста – в баре, где он знает каждого, может потанцевать и поговорить с женщиной, прислониться головой к ее плечу… Но для этого прежде всего нужно вырваться из плена морфия, оторваться от невидимой дороги в Эль-Тадж. Этот мужчина, который, как он уверен, и есть Алмаши, крепко привязал его к себе и к морфию, чтобы получить возможность напоследок вернуться в свой мир, в свою печаль. Теперь уже не имеет значения, на чьей стороне он был во время войны.

Но Караваджо снова наклоняется вперед.

– Я хочу еще кое-что узнать.

– Что?

– Мне нужно узнать, не вы ли убили Кэтрин Клифтон. То есть, если вы убили Джеффри Клифтона, то этим убили и ее.

– Нет. Я никогда даже не думал об этом.

– Я спрашиваю об этом потому, что мистер Клифтон работал на британскую разведку. И не был тем наивным англичанином, за которого его принимали. Этакий дружелюбный мальчик. Англичане были заинтересованы в том, чтобы он следил за вашей странной компанией в египетско-ливийской пустыне. Они знали, что когда-нибудь там развернутся военные действия. Он был специалистом по аэрофотосъемке, и его смерть обеспокоила их. И все еще беспокоит. Они задают много вопросов. Им было с самого начала известно о вашей связи с его женой. Хотя Клифтон не знал об этом. Англичане думали, что его смерть была подстроена, что она – защита, поднимающая разводной мост. Ждали вас в Каире, но вы, конечно, вернулись в пустыню. Позже, когда меня послали в Италию, я пропустил, чем закончилась эта история, и не представлял, что с вами случилось.

– Значит, вы разыскивали меня.

– Нет, я пришел сюда из-за девушки. Знал ее отца и уж никак не ожидал, что здесь, на этой полуразрушенной вилле, встречу графа Ладислава де Алмаши. Честно признаюсь, вы мне понравились больше, чем все, с кем до этого работал.

Прямоугольник света, который переполз на сидящего Караваджо, обрамлял его грудь и голову – так, что английскому пациенту лицо собеседника представлялось портретом. В приглушенном свете поздних вечеров его волосы могли еще показаться темными, но сейчас седина видна была ярко и отчетливо; зато мешки под глазами стерлись, как бы растаяли в темно-розовых лучах заката.

Он повернул стул так, что мог откинуться на спинку, оставаясь лицом к Алмаши. С трудом находя слова, потирал подбородок, морщился, закрывал глаза, чтобы подумать – и только потом что-нибудь выпаливал, отвлекаясь от тяжелых мыслей. Чувствовал, как погружался в темноту этой истории, вслед за Алмаши.

– Я могу разговаривать с вами, Караваджо, потому что чувствую: мы оба смертны. Девушка и тот парень еще не осознают этого. Несмотря на то, через что им пришлось пройти. Хана была в глубоком горе, когда я впервые увидел ее.

– Ее отца убили во Франции.

– Понимаю. Она мне не рассказывала об этом. Была отдалена от всех. Вывести ее из замкнутости и уединения можно было, лишь попросив читать мне. Вы не думали о том, что ни у вас, ни у меня нет детей?

Потом, помолчав, словно взвешивая шансы на положительный ответ, спросил:

– У вас есть жена?

Караваджо сидел в розовом свете, закрыв лицо руками, словно пытаясь стереть все и обрести ясность мысли – как будто это был еще один подарок молодости.

– Вы должны рассказать мне все, Караваджо. Или я для вас – дешевая книжонка, которую можно прочитать и забыть? Или чудовище, наполненное морфием, коридорами, ложью, водорослями, мешками с камнями, которые надо вытащить из озера и убить?

– Во время войны нас, воров, постарались использовать на полную катушку. Все были признаны официально. Сначала мы воровали. Потом некоторые начали давать советы. Мы лучше, чем чиновники разведки, разбирались в том, как можно завуалировать обман. Создавали двойных агентов. Целые кампании велись этой разношерстной армией проходимцев и интеллектуалов. Я лазил по всему Среднему Востоку, там и услышал впервые про вас. Вы были тайной, белым пятном на их картах, но, конечно, не своим и не нейтралом. Были врагом, так как передавали свои знания пустыни в руки немцев.

– Слишком много жестоких глупостей и нелепостей произошло в Эль-Тадже в тридцать девятом году, когда меня окружили и взяли под стражу, подозревая в шпионаже.

– И тогда вы перешли к немцам?

Молчание.

– Вы так и не смогли попасть обратно, в Пещеру Пловцов, на плато Увейнат?

– Нет, пока не вызвался провести Эпплера через пустыню.

– Я хочу вам кое-что рассказать. То, что было в сорок втором, когда вы привели этого тайного агента в Каир.

– Операция «Салам».

– Да. Когда вы работали на Роммеля.

– Яркая личность… Что вы собирались поведать?

– Прежде всего должен сказать, что, когда вы шли через пустыню, избегая войск союзников, провожая Эпплера, совершили поистине героический поступок. От оазиса Джиало путь в Каир долог даже по прямой. Но только вы могли доставить человека Роммеля и его экземпляр «Ребекки» в Каир так, как сделали это тогда.

– Откуда вам это известно?

– Я хочу сказать, что они не с бухты-барахты наткнулись на Эпплера в Каире. О вашем переходе знали. И уже давно был разгадан шифр немцев, но не могли позволить, чтобы Роммель узнал об этом, иначе раскрылись бы наши источники среди его штабистов. Поэтому пришлось ждать до Каира, чтобы схватить Эпплера и сделать вид, будто секреты «Ребекки» выдал он.