Майкл Ондатже - Английский пациент [litres]

Мы следили за вами на всем протяжении пути через пустыню. Британская разведка знала имя, знала, что вы были связаны с Клифтонами – это еще больше повышало интерес. Нам вы тоже были нужны. А потом вас предполагали убить…

Если вы все еще не верите, давайте скажу, что вы вышли из Джиало, и на маршрут потребовалось двадцать дней. Вы шли вдоль цепочки подземных колодцев. Вы не могли подойти к Увейнату, потому что там стояли войска союзников, и прошли мимо Абу-Балласа. В пути Эпплер подхватил пустынную лихорадку, и вы выхаживали его, хотя как-то раз сказали здесь, что он вам не нравился…

Самолеты «теряли» беглецов, но следили очень тщательно. Вы не были ни шпионом, ни диверсантом, ни тайным агентом, но на нашей стороне таких ретивых мастеров хватало. Не было недостатка и в мыслителях. В британской разведке думали, что вы убили Джеффри Клифтона из-за женщины. Они нашли его могилу в 1939 году, но следов жены не обнаружили. Вы стали для них врагом не тогда, когда согласились послужить немцам, а гораздо раньше – когда начался роман с Кэтрин Клифтон.

– Понятно.

– После того как попрощались с Эпплером и ушли из Каира в 1942 году, англичане потеряли вас. Предполагалось найти вас в пустыне и убить. Двое суток настойчивых поисков – но вы будто испарились или превратились в песчинку. Наши заминировали спрятанный джип. Позже его нашли опрокинутым, но ваших следов так и не смогли обнаружить. Это и было вашим самым великим путешествием, а не то, которое предприняли в Каир с Эпплером. Вы, похоже, уже были не в себе. Спрыгнули с ума… Так говорил один знакомый в Канаде, когда приехал туда еще до Первой мировой – кажется, из Восточной Европы.

– Вы находились тогда в Каире или вместе с ними охотились за мной?

– Нет. Но мне показывали досье. Меня как раз отправляли в Италию и вправе (для подстраховки) были подумать: а вдруг и вы окажетесь там.

– Здесь.

– Да.

Ромб света передвинулся вверх по стене, оставляя Караваджо в тени. Волосы опять потемнели. Он откинулся назад, задевая плечом нарисованную листву.

– Думаю, это не имеет значения, – пробормотал Алмаши.

– Еще дозу?

– Нет. Пытаюсь все поставить на свои места. Я всегда имел личную жизнь. Трудно осознать, что обо мне так заботились.

– Вы завели роман с женщиной, которая была связана с разведкой. И еще несколько человек оттуда вас лично знали.

– Наверное, Багнольд.

– Да.

– Англичанин до мозга костей.

– Да.

Караваджо помолчал.

– Мне нужно спросить у вас еще кое-что.

– Знаю.

– Что случилось с Кэтрин Клифтон? Что произошло перед войной, что свело вас всех снова в Гильф-эль-Кебире? После того как Мэдокс уехал в Англию.

Нужно было еще раз съездить в Гильф-эль-Кебир, чтобы свернуть наш последний лагерь на плато Увейнат. Жизнь там закончилась. Думал, между нами больше ничего не произойдет: мы не были любовниками уже больше года. Где-то в Европе назревала война, как рука, которая лезет в чердачное окно. И она, и я отступили за стены собственных привычек – в кажущиеся невинными приятельские отношения. Встречались очень редко.

В конце лета 1939 года я запланировал наведаться в Гильф-эль-Кебир с Гоугом, чтобы свернуть базовый лагерь. Гоуг должен был уехать на грузовике со всем имуществом, а Клифтон обещал прилететь и забрать меня. После чего мы расстанемся и навсегда положим конец нехитрому любовному треугольнику.

Услышав гул самолета и увидев его вдалеке, я спустился по скалам к основанию плато. Клифтон всегда отличался решительностью.

Небольшой грузовой самолет приземляется необычно, скользя от линии горизонта. Слегка касается крыльями света пустыни, потом звук замирает, и машина плывет к земле. Я никогда не понимал до конца, как работают самолеты. Видел, как они приближались ко мне в пустыне, и всегда выходил из палатки, испытывая некоторый страх. Они погружают крылья в тот свет, а затем входят в эту тишину.

«Мотылек» плавно скользил над плато. Я размахивал куском синего брезента. Клифтон сбавил скорость и пролетел надо мной – так низко, что с кустов акации посыпались листья. Затем самолет дал вираж влево, развернулся, выровнялся и пошел прямо на меня. Вдруг его резко бросило вниз, и он врезался в песок. Я побежал со всех ног.

Думал, что Джеффри был один. Он должен был прилететь, чтобы забрать меня из пустыни на втором месте в кабине. Но когда прибежал, чтобы вытащить его, увидел рядом с ним ее. А он был мертв. Она пыталась шевелить нижней частью тела, глядя прямо перед собой. Через открытое окно кабины песок насыпался на ее колени. Видимых повреждений, травм, даже синяков не было. Ее левая рука протянулась вперед, чтобы смягчить удар при крушении. Я вытащил Кэтрин из смятого самолета, который Клифтон называл «Медвежонок Руперт», и понес к пещерам в скалах. В Пещеру Пловцов, где были рисунки. По карте широта 23 градуса 30 минут, долгота 25 градусов 15 минут. Вечером похоронил Джеффри Клифтона.

Был ли я проклятием для них? Для нее? Для Мэдокса? Для пустыни, на которую с силой обрушилась новая война, которую бомбили, словно это был просто песок? Варвары против варваров. Обе армии прошли пустыню, так и не поняв, что же она собой являет. Пустыни Ливии . Отбросьте политику, и это будут самые сладкие слова, которые я знаю. Ливия. Сексуальное, протяжное слово, как затворенный колодец. Помните, что писала Дидо о пустынях Ливии?

«Человек будет, как водные реки в сухом месте…»

Я не верю, что пришел на проклятую землю или был пойман в ловушку зловещей ситуации. Каждая находка в пустыне и каждая встреча были подарком: наскальные рисунки в Пещере Пловцов, пение на пару с Мэдоксом во время экспедиций, появление Кэтрин – и то, как я шел к ней по красному блестящему бетонному полу и становился на колени, припав головой к ее животу, словно маленький мальчик; и племя, у которого был склад оружия и которое вылечило меня, и даже мы четверо: Хана, и вы, и сапер.

Я лишился всего, что любил и ценил.

Но остался с ней. У нее были сломаны три ребра. Я ждал, что вот-вот дрогнут ресницы, пошевелится разбитое запястье, заговорит неподвижный рот.

– Почему ты так меня ненавидишь? – прошептала она. – Ты убил во мне все.

– Кэтрин, ты не…

– Обними меня. Прекрати объяснения. Ты неисправим.

Взгляд был пристальным. Она не отпускала меня. Я буду последним, кого она видит. Шакал в пещере, который защищает женщину – и никогда не предаст ее.

– Есть сотни богов, ассоциирующихся с животными, – говорю я ей. – Есть и связанные с шакалами: Анубис, Дуамутеф, Вепвавет. Эти существа ведут нас в загробную жизнь – так же, как я незримо сопровождал тебя, когда мы еще не встретились. Был с тобой на всех вечеринках в Оксфорде и Лондоне, наблюдал. Сидел напротив, когда ты делала уроки и держала в руках большой карандаш. Когда встретила Джеффри Клифтона в два часа ночи в библиотеке дискуссионного общества Оксфордского университета. Пальто валялись на полу, а ты, босая, осторожно перешагивала через них, словно цапля. Он наблюдает за тобой, но я тоже наблюдаю, хотя ты и не видишь, игнорируешь мое присутствие. Ты в таком возрасте, когда замечают только красивых мужчин. Еще не видишь тех, кто не находится в сфере твоей благосклонности. Шакала не так уж часто используют в Оксфорде в качестве охраны. Я же отношусь к тем, кто постится, пока не увидит то, что ему нужно. Ты стоишь у стены с книгами. Левой рукой держишься за длинную нитку жемчуга, которая свисает с шеи. Босыми ногами нащупываешь путь. Что-то ищешь. В те дни ты была немного полнее, хотя достаточно красива для университетской жизни.