Константин Сорокин - Трудные дни сорок первого

— Над нашим народом зверствуют эти живодеры, как только хотят, — рассказывал он, и слезы текли по его морщинистым щекам. — Входят в хату хозяевами, млеко им давай, яйки, шпек — все давай. В сундуках роются, вещички отбирают… Скотину, птицу начисто забрали. Повели у соседки корову со двора, а у Степановны полна изба детишек, как им без молока? Уцепилась за коровенку: «Не дам!» А они, изверги, Степановну-то прикладом по голове, а потом заперли в избе и сожгли вместе с детишками…

— Сожгли? — недоверчиво переспросил молодой боец. — Это как же так, людей жечь?!

— А ты у немцев спроси, сынок, — сказал старик, — потому как и я своим умом не могу постичь этакого зверства.

Посуди-ка, от деревни нашей одни головешки остались. А люди? Уцелели, кто успел в лес захорониться…

Рассказ колхозника произвел на всех огромное впечатление. Естественно, я порекомендовал Павлову дать об этой встрече подробный отчет в газете. И вообще, материалы, направленные на воспитание ненависти к врагу, печатались в ней из номера в номер. Здесь нам хорошо помогало Совинформбюро. Так, через день или два после опубликования отчета о встрече в стрелковом батальоне с живым свидетелем вандализма оккупантов «Боевая тревога», а также дивизионные многотиражки поместили вечернее сообщение Совинформбюро от 16 июля, выделив жирным шрифтом следующее место:

«Посланные Гитлером на восточный фронт штурмовые фашистские отряды выполняют роль палачей. Поймав группу колхозников сельхозартели «Свободный труд», гитлеровские людоеды подвергли их зверскому избиению плетьми из стальной проволоки со свинцовыми наконечниками. Потерявшие сознание колхозники были свалены в кучу, облиты керосином и подожжены. В нескольких километрах от колхоза фашисты захватили полевой лазарет, в котором находились 23 тяжело раненных красноармейца. Штурмовики начали допрашивать красноармейцев, пытаясь получить сведения о расположении и огневой мощи частей советской армии. Не добившись своего, озверелые фашисты в течение двух часов издевались над ранеными, сорвали повязки с ран, а затем раненых бойцов повесили на телеграфных столбах вдоль улицы села» [8] Сообщения Советского информбюро, Т. 1. С. 59. .

Помещались на страницах газет и попадавшие в наши руки письма захватчиков, в которых они хвастались своими убийствами, мародерством. Один немецкий ефрейтор приложил к письму список награбленного им: чепчики детские — два, сорочки женские — три, варежки шерстяные — одни… Список большой. Не знаю, успел ли этот мародер отправить домой украденное, но свое он получил — был убит под Смоленском.

Подобные письма, как и другие материалы о бесчинствах оккупантов, оказывали сильное воздействие на красноармейцев. С каждым днем все более жгучей ненавистью проникались они к врагу, который представал перед ними во всем своем зверином обличье.

Надо сказать, что гитлеровцы пытались оказывать идеологическое воздействие на наших воинов. Их самолеты забрасывали в районы обороны соединений армии множество листовок, обещая перебежчикам райскую жизнь. Однако «софетски зольдатен», наскоро прочитав, а то и вовсе не заглядывая в них, употребляли листовки на весьма прозаические нужды, хотя, конечно, на отдельных людей они определенное воздействие оказывали. Но и эти идейные слабаки, как выразился однажды Лобачев, довольно быстро начинали понимать лживость и гнилость геббельсовской пропаганды. Причин тому много, но главное, думаю, мероприятия, проводимые партполитработниками в порядке профилактики.

Одно такое мероприятие стало широко практиковаться после встречи с замполитом 480-го стрелкового полка Ляпуновым. Он поведал мне:

— Иду нынче по окопам и вижу, боец что-то мудрит с немецкой листовкой. Остановился, поинтересовался: что там? «Обычная брехня, — отвечает, — в плен зовут, золотые горы сулят». «Ну и как же?» — «Да вот сочиняю Гитлеру ответ на его приглашение». На обороте листовки боец изобразил здоровенную дулю. Смотрю, другие красноармейцы тоже упражняются — кто в живописи, кто в поэзии, а кто и в прозе, далекой от того, чтобы воспроизвести ее в печати…

После ухода Ляпунова я пригласил редактора многотиражки 152-й стрелковой дивизии «Красное знамя» батальонного комиссара Ф. А. Корнелюка, посоветовал ему поинтересоваться этим красноармейским творчеством и поместить кое-что в газету. Но только из того, чтобы бумага не краснела.

— Так я уже собираю, подборку хочу дать, — заверил Корнелюк.

Подборка получилась интересная, острая, примеру «Красного знамени» последовали другие наши многотиражки.

Бесхитростное, однако же острое творчество, рожденное в самой красноармейской массе, било точно в цель: вызывало ненависть к не просто жестокому, а еще и очень коварному противнику, который с первого же дня войны засылал в наши войска всякого рода провокаторов, шпионов, диверсантов.

Разумеется, мы и в мирное время призывали красноармейцев к бдительности, но они не видели перед собой натурального, так сказать, врага, и потому наши призывы носили для них порой отвлеченный характер. Так, во время следования соединений армии на запад страны мы предупреждали воинов, чтобы они на остановках не открывали дверей, не разговаривали. Эти меры предосторожности были, конечно, понятны бойцам: незачем знать каждому о передвижении войск, и в то же время вдали от фронта не каждый мог по-настоящему прочувствовать, а значит, и воспринять их. Теперь же, в боевых условиях, призыв к бдительности обрел реальную основу: противник провоцировал, высматривал, вынюхивал, указывал своим летчикам цели, нарушал связь, поджигал, сеял панику. Вот он, враг! И мы показывали личному составу выловленных шпионов, диверсантов, одетых в советскую военную форму, с документами, удостоверявшими их принадлежность к Красной Армии. Порой у лазутчиков имелись даже партийные билеты. Но и обмундирование, и документы были взяты у наших же товарищей, убитых фашистами…

— Будьте постоянно начеку, смотрите в оба! — призывали воинов политработники, сотрудники особого отдела, юристы.

Это уже были не отвлеченные призывы, а конкретный разговор, исходивший из действительных фактов. Потому и давал он свои результаты. Так, в донесении от 11 июля я сообщил в управление политпропаганды фронта: лейтенант Фролов задержал троих диверсантов, следовавших на велосипедах. Младший лейтенант Попов поймал в Смоленске шпиона. За короткий срок бойцы и командиры своими силами или при помощи местных жителей обезвредили в районе действий армии более ста вражеских лазутчиков.

В те трудные дни нам приходилось решать и еще одну важную задачу. Через линию фронта в районы обороны соединений 16-й армии одиночками и группами выходили так называемые окруженцы. Это были люди тех частей и подразделений, которые в ходе наступления немецко-фашистских войск оказались во вражеском тылу. Некоторые из них были морально подавлены и приходилось вести с ними серьезную работу — доверительные беседы, рассказы о героических подвигах их же однополчан, чтобы они снова поверили в силу нашей Красной Армии, нашего оружия, в неизбежную победу над агрессорами. Тем более, будем откровенны, что в начальный период войны бывали случаи, когда при одном слоге «Окружили!», брошенном трусом или провокатором, боеспособное подразделение охватывала паника. Но, подчеркну, подобные случаи были редкостью. Зато имелось сколько угодно примеров подлинного героизма целых частей и соединений, окруженных противником. Приведу лишь один.