Константин Сорокин - Трудные дни сорок первого

Сейчас, спустя около пяти десятилетий, я спрашиваю себя: где же красноармейцы черпали силы, кто закалял их характер, нацеливая на решение стоящих перед ними задач? И отмечаю огромную заслугу в этом политработников. Горячим большевистским словом воодушевляли они воинов, личным примером вели за собой. Вели независимо от того, в каком были звании, какую занимали должность.

Как-то Лукин приехал на стрельбище 480-го стрелкового полка. А тут один из бойцов, только что пославший все пули «за молоком», оправдывался: разве-де из такой винтовки попадешь? У нее же мушка сбита!

— Значит, мушка виновата? — улыбнулся генерал. — Дайте-ка винтовку.

Выстрел — ив центре мишени появилась пробоина. Затем еще, еще… Короче, повторилась широко известная в войсках в ту пору аналогичная история, связанная с Климентом Ефремовичем Ворошиловым, откуда, кстати, и пошло «Ворошиловский стрелок».

Михаил Федорович между тем закончил стрельбу, возвратил сконфуженному бойцу винтовку и укоризненно покачал головой:

— А вы говорите — мушка…

Конечно же политработники полка не оставили этот случай без внимания. Незамедлительно появился призыв: «Стрелять так, как стреляет командарм!» Его подхватили в других частях, соединениях, и вот уже призыв распространился по всей армии. Слух о нем каким-то образом дошел до И. С. Конева, как раз в те дни выдвинутого по нашему избирательному округу кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР.

— И как на все это смотрит народ? — при очередном посещении 16-й, чтобы встретиться со своими будущими избирателями, спросил Иван Степанович, хитровато прищурив умные, внимательные глаза.

— Весьма положительно, товарищ командующий, — сказал я.

— Гм, положительно… А я бы, товарищ Сорокин, еще добавил: и с большим шумом. Понимаете, к чему клоню? Слышали восточную пословицу: сколько раз ни говори «халва», «халва», слаще от этого во рту не станет. Вроде бы простенькая пословица, незамысловатая, а мудрая. Запомните! Конечно, и лозунги, и воодушевляющие слова, и все такое прочее очень нужны. Но при этом каждый лозунг, каждое слово должно подкрепляться конкретным делом, личным примером. — И неожиданно повернул разговор в практическую плоскость. — Ну что же, генерала Лукина мы не будем отвлекать, а вот с вамп — вы ведь мое доверенное лицо — давайте наведаемся в полки, дивизии и посмотрим, как там наши призывы подкрепляются делами.

Признаюсь, каких-либо опасений столь внезапно намеченная поездка у меня не вызвала: к тому времени боевое обучение личного состава армии шло уже полным ходом и строго но плану. Особое внимание уделялось одиночной подготовке красноармейца, умению быстро окапываться и маскироваться, взаимодействию пехоты с танками, стремительному наступлению. По почину комсомольцев 152-й стрелковой дивизии в частях и подразделениях проводились необыкновенно популярные в те годы соревнования по разборке и сборке винтовки с завязанными глазами. С теми, кому воинская наука побеждать давалась трудно, в неучебное время организовывались дополнительные уроки по огневой, тактической подготовке в другим дисциплинам.

То же самое можно сказать и про политическое воспитание. Кроме занятий, предусмотренных расписанием, интенсивно велась массовая работа, нацеленная на расширение политического кругозора, повышение идейной закалки бойцов. Тут были и тематические вечера, и диспуты, доклады по международному и внутреннему положению, разъяснение задач, вытекающих из приказов Наркома обороны. Короче, формы и методы идеологической работы отличались большим разнообразием, и затрагивала она широкий круг проблем. Но особенно характерной была тема укрепления единоначалия в войсках, ее продиктовала сама жизнь. На место репрессированных командиров и политработников пришли, как уже упоминалось, новые люди, и укрепление их авторитета в частях и подразделениях мы считали первостепенной задачей.

В общем к концу недельной поездки я чувствовал себя так же уверенно, как и в ее начале. Ведь в полках и дивизиях действительно предпринималось очень многое для того, чтобы выковать умелых и стойких, дисциплинированных и мужественных вооруженных защитников нашего социалистического Отечества. И эго, конечно, не мог не заметить командующий войсками округа.

— Что ж, товарищ Сорокин, боевая подготовка личного состава, партийно-политическая работа находится в армии, как выразился бы иной канцелярист, на должном уровне. Но я скажу проще: хорошо трудитесь, правильно трудитесь, за что все вы, командиры и политработники, достойны похвалы.

Вероятно, я не сумел скрыть радости, потому что, скользнув по моему лицу цепким взглядом, Иван Степанович тотчас опустил меня, как говорится, на грешную землю.

— Но торжествовать, конечно, — продолжил он, — рано, слишком рано, а успокаиваться на достигнутом вообще недопустимо.

Собираясь с мыслями, Конев помолчал, затем, загибая пальцы, стал перечислять, на что в первую очередь должны мы обратить свое внимание. Некоторую пашу недоработку он видел в том, что политруки формируемых рот, секретари партийных и комсомольских организаций нуждались в постоянной помощи — люди-то там все новые, а политорганы оказывали ее недостаточно. Раз. Изучение требований приказа Наркома обороны о подготовке к защите Родины настоящим образом велось, так сказать, в общих масштабах, без учета конкретных задач, стоявших перед стрелками, танкистами, артиллеристами, связистами, саперами и воинами других родов войск. Два. По материалам XVIII съезда партии непременно надо провести семинар, и чтобы с докладами на нем выступили командиры и политработники соединений. Три…

— Вы можете, товарищ Сорокин, спросить, — сказал в заключение Иван Степанович, — а где на все эго взять время? Резерв один: высочайшая организованность, дисциплинированность, деловитость. И еще — энтузиазм. Да, да, энтузиазм всего личного состава — от красноармейца до командующего армией.

При последних словах глаза Конева потеплели, уголки губ дрогнули в доброй улыбке.

— Впрочем, у самого Лукина энтузиазма предостаточно! — И удивленно развел руки: — Смотрите-ка, что получается, начали мы разговор несколько дней назад с Михаила Федоровича и заканчиваем им же. А знаете почему? Потому что и человек он отличный, и командир настоящий. С ним не страшно и в огонь, и в воду. В общем, Константин Леонтьевич, — кажется, впервые назвал меня Конев по имени и отчеству, — считайте: с командармом вам повезло.

Я так и считал. И не только я — все, кто находился под началом Лукина, буквально души в нем не чаяли. За исключительную душевность и отзывчивость. За никогда не покидавшие его чувство юмора и умение оставаться ровным, спокойным даже в самой сложной обстановке. А еще за отличное знание своего дела, неиссякаемую энергию и бьющую ключом инициативу. Кстати, именно эти черты характера и помогли ему стать тем, кем он стал. Сын бедных, едва перебивавшихся с хлеба на квас родителей, Михаил Федорович в первую мировую войну командовал ротой. Революцию принял с радостью, с открытым сердцем, сразу же перешел на сторону борцов за Советскую власть. В девятнадцатом году, во время сражения за Царицын, вступил в партию. Ему доверили командование полком, потом бригадой, дивизией. В тридцатые годы был начальником командного отдела Управления кадров Рабоче-Крестьянской Красной Армии, затем военным комендантом Москвы. Перед назначением на должность командующего 16-й армией служил начальником штаба и заместителем командующего войсками Сибирского военного округа…