Коллектив авторов Биографии и мемуары - Владимир Высоцкий. Человек. Поэт. Актер

Вообще-то он считал, что сон — это пустая трата времени. Его любимая поговорка была: «Надо робить!» Конечно, такая чрезмерная нагрузка его подкосила. Я не один раз его предупреждала: «Володя, так нельзя, ты упадешь». У него ведь в детстве были неполадки с сердцем.

— И он это знал?

— Знал и тем не менее работал на износ. Спешил успеть… За несколько дней до смерти ему словно знак судьба подала, предупреждение. Они ехали с друзьями в машине, и ему вдруг стало плохо, он побелел, руки стали мокрые; вышел из машины и понял, что это сердце… И все-таки продолжал работать по-прежнему. К тому же у него была язва двенадцатиперстной…

— Но он хоть как-то лечился?

— Да нет же! Сколько мы его ни уговаривали… Один раз только лег с язвой в больницу, да и то положили его на сорок пять дней, а он и двух недель не выдержал, упросил Марину втихую принести ему одежду. Она приходила к нему в больницу утром и сидела до обеда, а вечером опять к нему шла, чтобы удержать там. А то он и этих двух недель там бы не пробыл. Марина привозила ему новейшие лекарства, язву в тот раз подлечить удалось, а вот сердце…

— На чем Владимир писал стихи? На листках, в тетради?

— Нет, специальной тетради у него никогда не было. Писал в основном на листках. Но бывало, и на театральной программке, на пачке папирос, на куске оберточной бумаги, на картонке.

— При жизни его печатать, мягко говоря, не спешили. Как он это воспринимал?

— Один раз я была свидетелем его телефонного разговора. Ему позвонили из редакции и сказали, что стихи опубликовать не могут. «Ну что ж, — ответил он в трубку, — извините за внимание». Потом отошел к окну, постоял немного и вдруг резко сказал: «А все равно меня будут печатать, хоть после смерти, но будут!»

Но при жизни его стихи «печатались» в самых заветных «изданиях» — на могилах погибших альпинистов.

— Вы хорошо знали его характер. Какое качество было в нем главным?

— Доброта. Она проявлялась в нем с детства. Он мог собрать детей из нашего дома на Первой Мещанской и всех кормить или всех одаривать своими вещами: кому игрушку, кому книгу, кому рубашку. Это осталось в нем навсегда. Когда приходили к нему, уже известному артисту, приятели после каких-то несчастий, он часто лез в шкаф, доставал свитер или пиджак и дарил. На многих я видела его вещи. Помочь человеку он считал своим долгом. Как бы ни был загружен делами, всегда спешил на помощь тем, кто в ней нуждался. Однажды привез домой ящик фруктов, а это зимой было, я его спрашиваю: кому? Оказывается, он едет в больницу — у товарища заболел сын, ему нужны витамины. Друг попал в автокатастрофу, и Володя бросает все дела, мчится далеко от Москвы, сидит сутками у его постели, а потом сам переводит его в столичную больницу.

— Друзей у него было много, и все же кого он считал самыми близкими?

— В школе, я уже говорила, он дружил с В. Акимовыми Кохановским, в театре долгое время ближе других ему были Валерий Золотухин и Иван Бортник. А в конце жизни, он сам мне как-то раз признался, особенно сблизился с известным геологом В. Тумановым.

Однажды он сидел вот на этом самом диване, где вы сейчас, и вдруг говорит: «Знаешь, мама, я прикинул, у меня никак не меньше тысячи друзей, с которыми у меня братские, открытые отношения». На общение с друзьями, на помощь им он тратил, как я думаю, восемьдесят процентов своего свободного времени. У него был какой-то особый дар, он умудрялся помогать, даже если помочь было очень трудно. Он любил говорить: «Людям должно быть хорошо». Именно «людям», чтобы не так высокопарно звучало…

Интервью с Семеном Владимировичем Высоцким главного редактора газеты "Аргументы и факты" Владислава Старкова

— Хотелось бы узнать подробнее, в какой среде рос сын, что видел, чем интересовался. Ведь вокруг этого ходит много легенд.

— Володя родился в Москве. До 9 лет жил с матерью Ниной Максимовной, с 1941 по 1943 г. — в эвакуации. Я же до конца войны был в действующей армии на фронте.

С января 1947 г. Володя воспитывался в моей второй семье, живя с нами в Германии в г. Эберсвальде, где я продолжал военную службу. С моей женой Евгенией Степановной Лихалатовой у Володи сложились самые добрые отношения. Мне и жене очень хотелось научить Володю игре на фортепиано. Ведь слух у сына, как тогда сказал немецкий учитель музыки, был абсолютный. Занимался он усидчиво. Но между занятиями музыкой и школой допускал порой шалости, которые нас очень волновали: то взрывал в соседнем лесу гранату и приходил домой с обожженными бровями, то в одиночку переплывал реку Финов, которая тогда еще не была полностью очищена от мин и снарядов. Мы пошли на своеобразную хитрость: вместе с ним стала брать уроки музыки и Евгения Степановна. «Хитрость» удалась — Володя стал шалить меньше.

Вскоре мы втроем вернулись в Москву, на Большой Каретный переулок, где Володя продолжил учебу в пятом классе школы № 186, рядом с нашим домом. Окончил он ее в 1955 г. Воспитанием Володи весь период его жизни с нами — и в Германии, и в Москве — практически занималась Евгения Степановна, так как я окончательно возвратился в Москву только в 1953 г.

В 1955 г. Володя переехал вместе с матерью в полученную ими новую квартиру на проспекте Мира в доме № 76, но и после этого он продолжал очень часто приезжать на Большой Каретный, чтобы зайти в нашу квартиру № 4 и навестить друзей, живших в районе Самотечной площади. И после 1960 г., когда мы с женой переехали в другую квартиру на ул. Кирова, Володя, как и раньше, продолжал бывать в доме № 15 по Большому Каретному на 4-м этаже у своего друга Левона Кочаряна, где сдружился с Василием Шукшиным, Андреем Тарковским… В одной из заполненных им самодеятельных анкет на вопрос «Любимое место в любимом городе» он ответил: «Самотека. Москва».

— Предполагали ли вы, что он станет музыкантом или артистом?

— Откровенно говоря, нет. Когда он окончил школу, я посоветовал ему поступить в технический институт, считая, что у сына должна быть профессия инженера. Он легко сдал вступительные экзамены, затем первую экзаменационную сессию и… ушел из института. Для нас это было неожиданным.

— Видимо, Владимир уже тогда почувствовал свое призвание?

— Да, вскоре он поступил в Школу-студию МХАТа и вышел на свою жизненную дорогу. На гитаре учился играть по самоучителю, пел не только свои, но и песни других авторов, например Б. Окуджавы, Я. Смелякова. И все же жалел, что музыкального образования, полученного в детстве, ему не хватает. Ведь к себе он подходил очень требовательно.

Владимир был целеустремленным человеком, трудился, что называется, на износ. Он обладал удивительной памятью, что ему очень помогало в учебе, а в дальнейшем это было особенно важным в его поэтическом и артистическом творческом поиске. Порой я себя сравнивал с ним, так как в армии, особенно во время войны и на маневрах и учениях, нагрузки были очень большие. Но сейчас я думаю, что, наверное, мои затраты энергии с его не могли идти ни в какое сравнение. Володя порой спал по четыре часа в сутки, сочинял преимущественно ночью, так как днем репетировал в театре, снимался в кино. Кстати, каскадерам в кино его дублировать не приходилось. Он прекрасно скакал на коне, плавал, не плохо боксировал, знал основы каратэ.