Николай Гринкевич - Строки, имена, судьбы...

Хорошо помню концерт Амре и Кали Байжанова в Семипалатинском драматическом театре. Это было незадолго до его отъезда. Концерт прошел с успехом, народу было очень много. Оба певца соревновались в мастерстве, в красоте и силе голоса. Победа была единодушно присуждена Амре…

Я проработал с Амре шесть лет, сначала в драматическом, а потом в музыкальном театре. Это была счастливая пора — пора нашей молодости, становления нашего профессионального искусства. С нами вместе выступали Куляш Байсеитова, Курманбек Джандарбеков, Елюбай Умурзаков, Манарбек Ержанов, Иса Байзаков и даже прославленный силач Хаджиму-кан Мунайтпасов. Самым большим успехом пользовался всегда Амре. Природа дала ему все — необыкновенно красивый голос, музыкальность и увы… незаслуженно короткую жизнь.

Амре Кашаубаев на Всемирной выставке в Париже (фрагмент фотографии)

Да, найденная вами фотография представляет большую ценность. Мне никогда ее раньше не приходилось видеть. Я сразу узнал Амре. Вот он, сидит в первом ряду, крайний справа. Обратите внимание — на нем шапка с пышной меховой опушкой и халат. Так вот, эту шапку и халат мы сшили перед самым его отъездом в Париж — пусть, мол, чувствует в далеких, чужих краях тепло и любовь друзей…

Итак, советская этнографическая группа во Франции. Амре увидел Париж. Все вокруг поражало его своей новизной — и неумолкаемый разноголосый шум огромного города, и оживленное многолюдье бульваров и площадей, и потоки экипажей, и зеркально сверкающие "Рено" и "Ситроены", и гигантское зарево ночных огней.

Автограф народного артиста Казахской ССР Канабека Байсеитова

Как все это было не похоже на привычную, веками размеренную жизнь, на знакомые дымки кочевий, на безбрежность солнечных степей.

Советский павильон на Всемирной выставке торжественно открылся 4 июля. На открытии присутствовал только что прибывший во Францию на пост полпреда выдающийся советский дипломат Леонид Борисович Красин.

Отношения с Францией были в то время натянутыми. Тем значительнее и радостнее стали открытые демонстрации со стороны парижских пролетариев искренней дружбы к посланцам первого в мире государства рабочих и крестьян.

В заметке, напечатанной в "Вестнике работников искусств", мы читаем: "Несмотря на то, что концерты состоялись во второй половине июля, они имели все же огромный успех. Пресса откликнулась рядом хвалебных статей.

Концерты проходили в зале журнала "Комедия", так как театр на территории выставки отказался предоставить помещение. Только к концу пребывания артистов в Париже удалось получить одно утро в этом театре, после чего театральная администрация сама стала предлагать организовать ряд концертов. Публика часто устраивала овации при выходе их из концертного помещения на улицу".

Три главных события сезона — фестиваль Игоря Стравинского, клавесинные вечера Ванды Ландовской и выступления Амре Кашаубаева в составе советской этнографической группы — стали темой всех разговоров в музыкальных кругах, дали обильную "пищу" репортерам и рецензентам столичных газет.

Я часто думаю о том, что же помогло Амре в этой сложной обстановке справиться с волнением, преодолеть растерянность, может быть, даже чувство страха. Наверное, прежде всего его врожденный артистизм. Тот артистизм, который позволял ему и его современникам — Куляш Байсеи-товой и Курманбеку Джандарбекову творить на сцене чудеса, гипнотизировать зрительный зал.

…В красочном костюме, бережно неся в руке непривычный для сидящих в зале инструмент с тонким, непомерно длинным грифом, Амре выходит на мировую сцену.

Зрители, слышавшие лучших современных теноров, потрясены искусством певца из далекого Казахстана, очарованы звучанием его домбры. Амре не отпускают со сцены. К его ногам падают букеты цветов. Овации не смолкают. Париж покорен.

Это было нечто большее, чем концертные выступления в обычном понимании этого слова. Это было приобщение Европы к фольклорным сокровищам казахского народа, к культуре древней и самобытной, к тому искусству, которое Горький назовет богатым материалом для моцартов, бетховенов, Шопенов, Мусоргских и григов будущего.

Можно смело сказать, что благодаря выступлениям Амре Кашаубаева Казахстан стал для Европы двадцатых годов землей неисчерпаемых духовных богатств, родиной народных талантов.

Амре спел в Париже одиннадцать концертов. Они принесли ему беспримерный успех, мировую славу и вторую премию.

Через два года после парижского триумфа Амре Кашаубаев выступил с концертной программой на родине Гете во Франкфурте-на-Майне. И снова вчерашний пастух покорил своим искусством слушателей.

Эту историю поведал мне один из старейших композиторов республики Латыф Абдулхаевич Хамиди.

Был погожий сентябрьский день — день золотого осеннего листопада. Мы встретились возле театра в "Ауэзовском" скверике и на минутку присели на лавочку рядом с мемориальным бюстом писателя.

— В том доме, что напротив нас, через дорогу, — начал свой рассказ Хамиди, — с 1938 года много лет жил Мухтар Омарханович Ауэзов. Это был человек могучего таланта, редкой эрудиции, разносторонних интересов, задушевный, простой, доброжелательный. Он любил музыку и сам был от природы очень музыкальным. Я часто, встречал у него Манарбека Ержанова и Жусупбека Елебекова. Наши прославленные певцы приходили к писателю, чтобы перенять у него манеру исполнения песен Абая.

Примечательно, что дед Ауэзова был близким другом Абая, а его рукописные стихи заменили будущему писателю в детстве первый букварь.

Отношение Ауэзова-драматурга к музыке было всегда глубоко профессиональным и творческим. В бытность свою заведующим литературной частью Казахского драматического театра, в 1933 году он стал инициатором создания первого театрального оркестра. В его составе было всего лишь десять человек, да и тех мы с трудом разыскали в Алма-Ате. Оркестр исполнял музыку, написанную по заказу Ауэзова композитором Дмитрием Дмитриевичем Мацуциным к спектаклю "Енлик — Кебек". С этим оркестром выступали Куляш и Канабек Байсеитовы, Амре Кашаубаев.

Я часто вспоминаю теперь уже далекие военные годы. На душе — тревожно, бытовые условия, казалось, совсем не располагали к продуктивному творчеству. Помню, партитуру "Абая" мы писали с Ахметом Куановичем Жубановым, склонившись над коптилкой и надев на себя все, что только можно было надеть.