Маргалит Фокс - Конан Дойль на стороне защиты [Подлинная история, повествующая о сенсационном британском убийстве, ошибках правосудия и прославленном авторе детективов]

Слейтер замолк, и лорд Гатри, надев традиционную черную судейскую шапочку, огласил приговор: «Упомянутого Оскара Слейтера надлежит препроводить прочь из тюрьмы Эдинбурга и тотчас переместить в тюрьму Глазго, где держать до 27 дня мая 1909 года, и в названный день между восемью и десятью часами утра, в ограде указанной тюрьмы в Глазго, руками обычного палача повесить за шею на виселице, пока не наступит смерть, тело же его впоследствии похоронить в ограде указанной тюрьмы в Глазго».

Люк в полу открылся, Слейтера увели. Его эмоциональный всплеск не прошел незамеченным: вскоре после этого, по свидетельству Уильяма Парка, был принят закон, «по которому подсудимого после оглашения вердикта можно препроводить вниз, в камеру, не дожидаясь, пока вердикт будет занесен в книгу и подписан».

Слейтера поместили в тюрьму на Герцогской улице, где ему предстояло ждать 21 день — весь срок, отпущенный ему до казни. Апелляционного суда по уголовным делами в Шотландии не было, приговор казался окончательным. Однако по мере приближения казни общая враждебность к Слейтеру сменялась все более растущим смятением. «Во время суда Глазго жил в атмосфере, напоминающей Салем, — писал биограф Конан Дойля Пьер Нордон. — С вынесением приговора лихорадка утихла; смутный стыд у одних и убежденность в невиновности Слейтера у других, еще более редких, вместе породили волну если не сочувствия, то терпимости по отношению к узнику».

17 мая адвокат Слейтера Юинг Спирс отправил Джону Синклеру, министру по делам Шотландии, официальное письмо с просьбой о смягчении приговора для Слейтера [43] Министр по делам Шотландии (Secretary for Scotland, с 1926 года называемый Secretary of State for Scotland) в британском правительстве был главным официальным лицом, ответственным за дела Шотландии. . Этот документ, в шотландской законодательной практике называемый меморандумом, был эталоном юридической аргументации, который последовательно воспроизводил процесс над Слейтером со всеми его изъянами. Помимо прочего документ содержал убедительное объяснение того, почему сам Слейтер не давал показаний:

По отношению к узнику податель меморандума находит честным указать, что тот неизменно стремился дать показания от собственного имени. Его адвокат советовал ему этого не делать, но не из-за какой-либо вины, которую бы за ним знал. Узнику к тому времени пришлось выдержать напряжение четырех дней суда. По-английски он говорит довольно неправильно — хотя вполне понятно — и с иностранным акцентом… Податель меморандума, выступавший солиситором Слейтера с момента возвращения того из Америки… почтительно просит учесть его абсолютную убежденность в невиновности Слейтера…

Поэтому да будет угодно досточтимому министру… принять настоящий меморандум к самому благоприятному рассмотрению и после того рекомендовать Его Всемилостивому Величеству применить королевское право к смягчению приговора, вынесенного данному узнику.

К меморандуму прилагалась публичная петиция в пользу Слейтера, подписанная более чем 20 000 человек.

Тем временем представители обвинения, уверенные в том, что приговорили кого следовало, распределили среди получателей награду в 200 фунтов за сведения, приведшие к аресту и приговору для убийцы мисс Гилкрист. Мэри Барроуман получила половину (эта сумма, вероятно, была сравнима с годовым доходом ее семьи), остальное раздали нескольким другим свидетелям.

Государство также занялось подготовкой к казни Слейтера. Виселица, которую перед этим на время отдавали в Инвернесс для местной казни, была доставлена на Герцогскую улицу и установлена поблизости от камеры заключенного. Слейтер с его неиссякаемым любопытством к механике, как пишет Хант, «к некоторому удивлению тюремщиков, проявил технический интерес к детальному устройству виселицы».

За двое суток до назначенного повешения, 25 мая 1909 года, как раз после распоряжения Слейтера о том, чтобы его похоронили с фотографией его родителей, министр Синклер по поручению короля Эдуарда VII изменил приговор на пожизненную каторгу. «То был любопытный компромисс, — писал впоследствии британский журналист. — Вину Слейтера сочли чрезмерной для освобождения, но недостаточной для повешения».

Слейтер узнал о смягчении приговора от одного из тюремщиков, который в памятном для Слейтера душевном порыве тайком передал ему сласти. «Если вам доведется вновь побывать в тюрьме на Герцогской улице, — так Слейтер позже напишет из Питерхеда преподобному Филипсу в Глазго, — то сообщите, пожалуйста, тому старому доброму начальнику тюрьмы, что надзиратель, давший мне три конфеты в проклятой камере после того, как мне сообщили о помиловании, получит за них три золотые монеты, когда я выйду на свободу».

До этого дня оставалось еще почти 20 лет.

В маленьком окне я вижу северное море. Здесь мы его зовем Немецким морем, и я целый день грежу о былых временах.

— Оскар Слейтер, из письма к родителям, 1914 год

Питерхедская тюрьма была построена благодаря бурным волнам Северного моря. К концу XIX века порт Питерхед стал крупнейшим китобойным предприятием, которое продавало жир, мясо и кость по всему миру. Однако терзаемое штормами море постоянно грозило опасностью как большим китобойным судам, так и небольшой питерхедской флотилии, добывавшей обычную рыбу. Конан Дойль собственноручно описал переделку, в которую попал в 1880 году вместе с командой арктического китобойного судна «Надежда»:

Как я вижу по дневнику, мы отбыли из Питерхеда 28 февраля в два часа пополудни, провожаемые огромной толпой и шумом… Мы тотчас угодили в непогоду, барометр однажды упал до 28,375 — за все мои океанские путешествия я не видел отметки ниже. Мы едва успели зайти в Леруикскую гавань [44] Главный порт Шетландских островов в составе Шотландии, около 180 миль к северу от Питерхеда. до того, как ураган обрушился на нас в полную силу; он был настолько неистов, что на якоре… нас сносило ветром под острым углом. Если бы он застиг нас несколькими часами ранее, мы бы точно лишились шлюпок — а шлюпки китобойному судну жизненно необходимы. Лишь к 11 марта погода смягчилась, и мы смогли двинуться дальше; к тому времени в бухте скопилось двадцать китобойных судов.

К середине 1880-х годов питерхедские власти решили, что для защиты от грозного моря городу нужен длинный волнорез. Тяжелейшую работу по вырубке камней и сооружению волнолома можно было отдать заключенным. Правда, ни одной тюрьмы в городе не было. Поэтому было решено построить ее и обеспечить тем самым круглогодичный приток рабочей силы.

Твердыня, известная во времена правления королевы Виктории как «ее величества тюрьма Питерхед», была открыта в 1888 году. «Нам говорят, что обращение в шотландских тюрьмах очень справедливое, так что ничего более страшного с тобой не случится», — с надеждой напишет Слейтеру мать в 1910 году. Она была права лишь отчасти.