Уоррен Харрис - Софи Лорен

Позже Брандо описал себя в этой работе как простую марионетку в руках режиссера, назвав Чаплина "самым большим садистом, которого я когда-либо встречал. Это был эгоистический тиран, пытающийся сэкономить каждый грош. Он нападал на людей, когда они опаздывали, и постоянно зудел, чтобы все работали быстрее".

Возможно, негодуя на Софи из-за того, что она спешила выполнить каждый каприз Чаплина, на протяжении всех съемок он относился к ней довольно грубо и часто выкрикивал: "А вот идет Софи Лорен", когда она шла к съемочной площадке. Он рассказывал своему другу, что пристрастие Софи к итальянской кухне делает ее дыхание "тяжелым, как у динозавра".

Однажды они стояли рядом, ожидая следующего дубля, и Брандо, играючи, ущипнул Софи ниже пояса. Она влепила ему пощечину и предупредила: "Никогда не делай этого больше. Я не из тех женщин, кому это нравится".

Когда наступило время съемок любовной сцены, все долго шло шиворот-навыворот. По сценарию, Софи и Брандо начинают сначала ссориться, а заканчивают страстными объятиями. После первого дубля Софи взорвалась и сообщила окружающим: "Вы знаете, что он только что прошептал мне на ухо? Что у меня в носу растут волосы!" Жестикулируя, как неаполитанская торговка рыбой, актриса заявила: "Как же этот человек собирается играть со мной любовные сцены?"

После того как Чаплин ее успокоил, Софи согласилась на дубль. На этот раз Брандо относился к ней более нежно, однако не столь страстно, как хотел Чаплин. В третьем дубле Брандо был настолько груб, что Софи снова взорвалась: "Он укусил меня в губу. Посмотрите, кровь. Разве этот чертов актер не знает, как изображать страсть?"

Софи ринулась в гримерную, чтобы привести себя в порядок. Когда кровотечение остановилось, сделали четвертый дубль. После окончания съемок Чаплин закричал: "Прекрасно!" Однако с этого времени Чаплин должен был решать проблемы, как сделать так, чтобы эти две дорогие птички пели любовные песни синхронно.

"Мне все время приходилось напоминать им, что это любовная история, — жаловался мастер позже. — Антипатия между ними была настолько очевидна, что на экране казалось, будто они обнимаются друг с другом, словно с кактусом".

Тем временем Софи получила некоторые плохие, хотя и не неожиданные новости. Арабская лига прокляла ее за "Юдифь", прокат которой только что начался в США, и запретила демонстрацию всех фильмов с Софи Лорен — прошлых, настоящих и будущих — в странах арабского мира. Организация также выдвинула требование, чтобы арабы, проживающие в любой точке земного шара, соблюдали бойкот. Преступление Софи, заключавшееся в участии в произраильской пропаганде, было объявлено самым тяжелым кинематографическим оскорблением для арабского мира после того, как Элизабет Тейлор в 1959 году перешла в иудаизм.

"Парамаунт" приостановил показ "Юдифи" более чем на год, стараясь получить возможно больше денег от демонстрации "Падения Римской империи". Тем не менее эпопея Бронстона провалилась, принеся в США ее создателям только 1,7 миллиона долларов. Хотя премьера "Юдифи" прошла в "Рэдио сити мьюзик-холл" Нью-Йорка, этот фильм также скоро оказался для студии экономически несостоятельным. Хотя Арабская лига старалась приписать причину поражения объявленным ей бойкотом, на самом деле все объяснялось проще — фильм не получился, поэтому на него и не шли.

Босли Кроутер из "Нью-Йорк таймс", возможно, суммировал причины неудачи лучше других, заявив: "Софи Лорен, несмотря на свое имя, соглашается сниматься в фильме типа "плаща и шпаги", который без нее вообще не привлек бы никакого внимания. Да и сейчас он не заслуживает больше, чем второго места в сдвоенном киносеансе. Даже с ней это откровенно разочаровывающая картина, скорее нудная, чем зрелищная".

В какой-то степени смягчающим бальзамом, успокаивающим неприятное ощущение из-за последнего провала Софи, неожиданно оказался "Доктор Живаго" Карло Понти, который становился номером один в прокате и обещал превысить прибыли "МГМ" от "Бен-Гура" 1959 года, самого кассового фильма студии после "Унесенных ветром". Успех этого фильма приписывался в первую очередь комбинации удачной рекламной кампании, восторженным слухам о волнующей любовной истории и музыке Мориса Джарра "Тема Лары", которая занимала первые места во всех музыкальных парадах мира.

В начале марта Софи и Понти послали за шампанским, когда "Доктор Живаго" стал номинантом Американской академии по десяти категориям, в том числе как лучший фильм за режиссуру и сценарий. Примечательно, что Джулия Кристи, получившая роль Лары после того, как Дэвид Лин отверг Софи, не вошла в число претендентов на звание лучшей актрисы, однако благодаря своей игре в фильме "Дорогая", который был выпущен на экраны за четыре месяца до "Доктора Живаго", она мгновенно превратилась в мировую звезду.

Во время съемок "Графини из Гонконга" Софи подружилась с женой Чаплина Унной, дочерью Юджина О’Нила, автора "Любви под вязами". Она была моложе своего мужа на тридцать семь лет. Она приезжала на съемочную площадку каждый день, следила, чтобы Чарли отдыхал, и не давала его в обиду. Заканчивая сцену, он всегда просил жену высказать свое мнение. Софи была очень тронута таким отношением и не сомневалась в искренней привязанности молодой женщины к своему значительно более старшему мужу.

Софи было немножко завидно, что Чаплины имеют восьмерых детей. Старшая, двадцатидвухлетняя Джеральдина Чаплин, только что стала звездой в "Докторе Живаго", однако Софи никогда не встречалась с ней до тех пор, пока та однажды не появилась на съемочной площадке — сыграть небольшую роль вместе с другой своей сестрой, Джозефиной, чтобы сделать приятное отцу. Сорокалетний Сидней Чаплин, исполнитель одной из главных ролей второго плана, был их единокровный брат, сын Чаплина и его второй жены, актрисы Литы Грей.

Софи нравилось возиться с маленьким ребенком Чаплиных — четырехлетним Кристофером, которого Унна часто приводила на студию. Узнав Унну получше, Софи начала относиться к ней доверительно. Однажды она робко попросила Унну поговорить с Чаплиным, чтобы тот отпустил ее на несколько дней для регистрации брака. Миссис Чаплин была очень рада этому. На следующий день Карло Понти уже мчался в Париж, чтобы приготовить все к середине апреля.

Стараясь избежать информации в прессе, Понти держал все в тайне. Церемония регистрации гражданского брака должна пройти в Севре, пригороде Парижа, где Понти знал мэра и мог рассчитывать на его лояльность. В случае утечки новостей молодоженам пришлось бы провести очень короткий медовый месяц в отеле "Ланкастер", а не в своих апартаментах на авеню Георга V, так как этот адрес знал любой газетчик, и не только в Париже.