Ludmi Nuez - Моя жизнь — что это было?

Несколько слов о школе. Это был частный католический колледж, финансируемый государством. Директором этой школы с названием «Esclavas de Maria» была монахиня, а завучем — мужчина, очень хороший, по всей видимости, человек; обстановка в школе была доброжелательная — никто никого там не травил, и никто из учителей ни к кому не придирался. Уровень дававшихся знаний для Испании был достаточно высок. И не было такого, как в государственных школах, что ничего не задают на дом, здесь всегда задавали.

Олег закончил тот учебный год с хорошими оценками. И сказал, что остаётся в этой школе, остаётся в Испании и больше школу менять не будет. Появились друзья, что для Олега, кажется, вообще самое главное в его жизни. И в этой школе Олег проучился до окончания бакалавриата, т.е. до поступления в Университет. А мы в мае того, 2012 года въехали в новую квартиру, и о нашей дальнейшей жизни — следующая глава.

Итак, мы въехали в совсем небольшую — 50 кв. м, но новую и нашу (!) квартиру в том же районе, недалеко от школы Олега. Банк согласился дать мне условную ипотеку под мои 35 тысяч евро, что я внесла после возвращения мне марушкинских денег (это кроме начального взноса), ипотека была на 10 лет с возможностью закрыть её через пять лет (что я и сделала в дальнейшем, закрыв ипотеку в 2017 году и рассчитавшись полностью с банком).

Приобрели недорогую и самую необходимую мебель. Спальня была одна, и сначала в ней находился Олежек, а я — в общей комнате. Но через год я соорудила в этой большой комнате маленькую студию, и Олег стал спать и заниматься в ней, а я перешла в спальню.

И всё бы было хорошо, но с поведением Олега становилось всё больше проблем. Ещё, когда ему было 11 лет и мы летали в Лондон, его поведение там было не самым лучшим (хозяин хостела, где мы останавливались, пытался объяснять это Олегу). В конце того же лета ездили в Палангу (когда в Москве была жара 35 гр. и горели торфяники); там Олег подружился с двумя мальчиками-братьями из хорошей дружной семьи и как-то пришёл в номер и стал опять плакать оттого, что у него нет такой семьи. (Как тогда, в 7 лет в Испании ).

Теперь он был старше. Слушаться он не хотел, помогать не хотел, только хотел играть в комп. игры и играл. Когда я протестовала, кричал: «ты мне никто, чтоб меня лишать — то ли компа, то ли телефона, ты мне тётка чужая!». Да много чего он мог сказать обидного!

Мне было очень больно от этих слов, у меня поднималось давление, мучила бессонница.

После первого года учёбы в колледже мы летом поехали в Москву. Надо было решать жилищную проблему, уже в Москве. Дело в том, что Юля, в связи с возникшими у неё в Америке проблемами, думала возвратиться в Москву. Квартира в Бескудниково была маленькая — 38м2, и я стала думать, как вместо одной квартиры заиметь две. Это было бы возможно, если, продав эту, приобрести две квартиры в Подмосковье. Я стала искать строящиеся квартиры. Наконец, нашла — одну маленькую, но в Новой Москве и с отделкой, а другую — большую — по Рижской ж. дороге, в 25 км от МКАДа. К концу лета я продала свою бескудниковскую квартиру, отвезла мелкую мебель в бокс на хранение до следующего лета — когда маленькая квартирка, которая для нас с Олегом, должна была быть готова -, и мы вернулись в Испанию. Не могу не отметить, что во всех сделках и оформлениях продаж и покупок мне помогала и выручала меня Ольга — первый мой риэлтор, с которой я до сих пор поддерживаю тёплые отношения. Но, конечно, все хлопоты, (а их было много, чего только стоила мне выписка Олега и наша временная прописка в Калужской области), лежали на мне.

На следующее лето — 2013 года, мы, действительно, прилетев в Москву, смогли въехать в нашу новую квартирку 34,5 кв. м, в ЖК Новые Ватутинки. Олегу было почти 14 лет. Но он совсем ни в чём не хотел мне помогать. А дел в новой квартире, как известно, всегда много. Но он или лежал, или уезжал к Илюше. Как-то нам должны были привезти кое-какую мебель из Икеи и её выгружали у подъезда, а потом мы сами должны были её поднять; Олег знал об этом, но спокойно сел и уехал к Илюше. Ехать в гипермаркет со мной за продуктами он тоже отказывался (поблизости нормальных магазинов ещё не было). А как-то раз я ушла от его грубости на кухню, было высокое давление, я легла там на надувной матрас, так Олег пришёл, сел на матрас и стал сдувать его — издевался так.

Да, это было уже что-то худшее, чем враньё…

В 2014 году летом я уже принимала построенную квартиру в Новых Снегирях. Но её нужно было полностью отделывать. Делала я это постепенно, по мере поступления пенсионных денег. Зимой 2014—2015 г.г. дважды ездила в Москву из Испании, чтобы проследить ход ремонта и обнаружила, что тот мастер, которому я оставила ключи и доверила ремонт, меня подвёл — вместо себя поставил какого-то подмастерья, и сделано было всё очень плохо, а материалов потрачено слишком много. И летом следующего, 2015 года нужно было много чего переделывать, но не всё было уже возможно. В конце концов, с отделкой, в основном, было закончено, был куплен кухонный гарнитур и кое-какая дешёвая мебель (вопрос о приезде Юли был уже как бы не совсем актуален, и тратиться всерьёз не имело смысла, да и денег).

Планировка этой квартиры мне очень нравилась, я по приезде стала останавливаться в Новых Снегирях, а квартиру в Новых Ватутинках, где мы с Олегом были зарегистрированы, сдавать.

В 14 лет Олежек получил свой первый российский паспорт. Так что теперь у него их было два, нет, даже три (два российских).

Возвращаюсь к Испании: Какое-то время Олежек возобновил учёбу игры на флейте, мы ходили в ближайшую музыкальную «школу», если можно так назвать маленькое помещеньице в нижнем этаже. Потом и это прекратилось. Любил играть в футбол. Но ни в какую спортивную секцию ходить не хотел, там нужна была дисциплина и постоянство, чего у него, очевидно, не было.

Компьютерные игры всё больше затягивали Олега. И тогда его поведение было совсем неадекватным. Пришлось обращаться к психологам, но, как я уже упоминала, социальные психологи помогали мало. Нужен был специальный психолог по работе с такими детьми, но где его в Испании взять? Там же нет отказных детей с диагнозом «Реактивное расстройство привязанности». Я и сама-то об этом диагнозе узнала года три назад. Если б знала раньше, то, возможно, не так сильно реагировала бы на поведение Олега.

А я в минуты отчаяния думала о том, что Олега надо определять в интернат для проблемных детей. Роса, моя знакомая, убеждала меня в этом, говорила, что свою неуправляемую дочь тоже отправила на семестр в закрытое частное учебное учреждение. Но я не располагала деньгами для частного заведения. А Олег написал мне записку о том, что, если я его туда отдам, то он, уже побывавший в детстве в казенной системе, будет очень страдать. И опять я не знала — это крик души травмированного подростка или манипуляции, на которые он тоже был способен.