Ludmi Nuez - Моя жизнь — что это было?

В конце июля после выполнения всех работ мы возвращались в Москву; ехали в купе, забитом дынями, виноградом и персиками, которые мы везли домой. Мама попробовала таких сладких фруктов, какие прежде ей есть не доводилось.

В сентябре я записалась в лист ожидания на городские двухгодичные курсы испанского языка (желающих было так много, что сразу было не попасть). Я давно уже хотела пойти на курсы или испанского, или английского языка — языки меня влекли. Испанский же язык был в моде, и на это повлияла кубинская революция. В 1962 году Фидель Кастро, лидер этой революции, приехал с первым визитом в Советский Союз, он посетил множество городов, но его визит и выступление в Волгограде были особенно впечатляющими, Фидель прочувствовал весь героизм наших солдат, он чуть не плакал; многие писали ему письма со словами восхищения, эти письма зачитывались по радио, и я тоже послала ему письмо, где среди прочих строчек пообещала выучить испанский язык; Фидель пробыл в нашей стране около месяца, день его отлёта держался в секрете, и вот, когда по радио объявили, что Фидель улетел, я не смогла сдержать слез. И долгое время ещё Фидель оставался моим кумиром.

В сентябре я уехала в следующую командировку в г. Ульяновск. Она была более короткая. Город мне понравился, я, естественно, посетила дом-музей семьи Ульяновых, помню ту заснеженную улицу с двухэтажными деревянными домиками.

В декабре я вернулась в Москву и, в связи с предстоящей учёбой (с января) на курсах перешла в отдел инженерных сооружений, где стала заниматься проектными работами. Скоро наш главный инженер отметил меня как хорошего работника, я получила должность старшего инженера и оклад на десять рублей повысился.

В декабре 1965 или январе уже 1966 года я поехала в гости к Ниночке в общежитие на Студенческую. И там узнала, что вернулся Хусейн. Конечно, это было радостное известие. И как раз встречаю его в коридоре Он расспросил меня о моей жизни, я сказала, что с мужем развелась, и, по-видимому, это известие его порадовало; он предложил встретиться и пойти куда-нибудь. Я купила билеты в Большой театр на оперу «Севильский цирюльник» и предложила ему пойти со мной. Он согласился. Так начался второй этап наших отношений, более тесный и длительный, и, в итоге повлиявший или даже определивший мою дальнейшую жизнь.

Встречались по выходным, иногда в среду, зависело от нашей загруженности. Я пошла на курсы, занятия были три раза в неделю, задавали очень много на дом, я прилежно занималась; у Хусейна в аспирантуре тоже была большая загруженность. Он уже жил в комнате один. Маме он нравился: как же, такой красавчик, да и очень вежливый и уважительный.

И иногда даже мама приезжала в общежитие в гости, Ниночка с ней очень подружилась и боготворила маму (особенно за мамин правильный и красивый нос в отличие от ниночкиного большого армянского носа, впрочем гармоничного на её приветливом лице). Мама тоже к ней привязалась — она от меня не много ласки видела, а Ниночка была само ангельское обхождение, она и меня осыпала комплиментами, а кому не приятно их слышать! В общем, мама, как и Лиану, поддерживала Нину, как бы заменяя им мать. Обе они, и Лиана, и Нина, были абсолютно честные и благородные натуры, что меня и маму с ними и сблизило, и на всю жизнь. (Мы, живя в разных городах и странах, продолжаем поддерживать минимальный контакт и по сей день).

Летом Хусейну дали путёвку в санаторий в Ялту, и он предложил мне поехать вместе. В Ялте мы с трудом нашли для меня …балкон, комнату найти не смогли, всё было заполнено приезжими отдыхающими. ( В прошлом году я побывала в Ялте один день, и я пошла искать тот дом, где я снимала этот балкон и куда Хусейн приходил ко мне иногда на ночь. Но — увы — за пятьдесят два прошедших с той поры года так всё изменилось, что я только очень приблизительно определила это место ). Когда мы прогуливались по набережным, на Хусейна засматривались девушки и даже делали ему комплименты, не стесняясь меня. Я же была счастлива — мы всё время, кроме его процедур и приёмов пищи, были вместе. Но как-то и сильно поссорились. Да, и такое бывало, ведь характер у меня был негибкий, и, несмотря на то что я побаивалась гнева Хусейна, я всё же не становилась уступчивой, особенно, если это касалось политики, и, если ссорились, то он, бросив мне уничтожающую фразу, уходил, оставляя меня в отчаянии.

Иногда на меня накатывало, что вот он уедет, а я не представляю себе жизни без него, и от этого у меня портилось настроение, а своё плохое настроение я скрывать не умела. А потом страдала и ждала звонка. Через какое-то время, казавшееся мне очень долгим, он звонил, ну, а, если я чувствовала, что довела человека, то, в конце концов, сама ехала к нему мириться.

Как-то у Лианы в комнате собралась компания, был там один грузин, мы запели популярную в то время грузинскую песню со словами «Я хочу тебя целовать, но поток я не в силах унять…» Хусейн вышел из комнаты, он приревновал меня к тому грузину, говоря, что тот «хотел меня целовать». Ещё вспоминаю пару случаев смешной и нелепой ревности Хусейна, я его убеждала, как могла, в полной глупости его придирок, а он говорил — ну, что я могу поделать, если у меня такое ревнивое сердце.

Зимой 67года я обнаружила, что беременна. Сказала об этом Хусейну. Собственно, я знала его вердикт — никаких детей, ему нужно закончить учёбу и в этом вся его миссия в Советском Союзе. Он предложил деньги на аборт. И я решила пойти навстречу, ведь он меня предупреждал обо всём. После аборта, когда я вернулась домой, помню, у меня поднялась температура, и он был очень нежен и ласков со мной. А мне, дуре, только это и надо было — мне было и плохо, мне было и хорошо, раз любимый со мной. Но я сказала ему, что больше абортов делать не буду. И сама по совету врача стала предохраняться.

В следующие свои каникулы — летом 1967 года Хусейн поехал в Сирию. Вернулся с подарками. Его сестра связала для меня два красивых шерстяных джемпера, Хусейн же подарил мне очень красивое кольцо в виде золотого лепестка с рубином посередине. Потом и в Москве купил мне золотое кольцо с рубином, которое я носила до последних лет, не снимая.

Шло время. Я работала, меня даже избрали секретарём комсомольской организации всего института. Конечно, про связь с иностранцем там не знали. Мама как-то завела разговор о том, что мол, навряд ли ты, Людмила, выйдешь замуж, так, может уж, родишь ребёнка от красивого мужчины… Но пойти на это специально я не решалась, я боялась реакции Хусейна, если он поймёт, что я вознамерилась от него забеременеть. И, всё же, это случилось. Да, я однажды, только однажды, допустила оплошность и не предохранилась, в те дни, которые называются безопасными.