Борис Колымагин - Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки

«По договоренности община уплатила кантору 5000 руб. Для денежных сборов были оборудованы две копилки из коробок от пулеметных лент» (6).

После столь вдохновенного пения уполномоченный посоветовал руководству больше не приглашать кантора. Это была только одна из его тишайших просьб. В рамках «ограничительной» политики, проводимой советской властью по отношению ко всем религиозным объединениям, он потребовал прекратить помощь бедным, не распространять пригласительные билеты на богослужение, не устанавливать радиорепродукторы и даже «не расширять молитвенных помещений за счет постройки в виде шалашей» (на праздник Суккот) (7). В соответствии с общими установками СДРК подходит он и к попыткам молитвенно почтить память погибших земляков.

6 августа 1946 года была проведена панихида «по расстрелянным евреям с массовым выездом на место совершения расстрела, для этой цели были наняты 3 автомашины». Уполномоченный тут же поставил раввина в известность, «что эти действия являются нарушением». От иудеев поступило два заявления. «В одном из них они ходатайствуют о разрешении установить памятник на месте расстрела. Во втором… – о разрешении совершать погребения по еврейскому обряду, для чего требуется 3 человека погребальщиков» (8). Погребения СДРК разрешил, а вот дать добро на социально значимую инициативу, какой являлось сооружение памятника, отказался. Памятник этот все же открыли, хотя и нескоро – 28 июня 1958 года, и он стал «боком» общине.

«Перед открытием памятника погибшим гражданам от руки фашистских палачей председатель совета синагоги Франклах и председатель ревкомиссии Мостовой из кассы синагоги пожертвовали одну тысячу рублей на строительство гроба при памятнике, чем нарушили советское законодательство. Франклах и Мостовой с регистрации сняты» (9).

После «ухода» Франклаха и Мостового в синагоге разгорелась нешуточная борьба за власть. Иудеи, «которые стремятся захватить руководство синагогой, прилагают все усилия к срыву молитвенных собраний; они громко разговаривают между собой, подходят к другим верующим и вступают с ними в споры, бегают по синагоге, стучат» (10).

Ради победы над соперником враждующие стороны не брезговали подковерными методами борьбы и апелляциями к властям предержащим. Председатель синагоги «Мизрахи заявил, что, несмотря на предупреждение, раввин Богопольский в Судный день ходил на кладбище для служения, этим нарушил закон… говорил, что член двадцатки Фишман приносит в синагогу польские газеты и иногда их читает. За нарушение законов Богопольского как раввина с регистрации снял и Фишмана вывел из учредителей», – пишет уполномоченный в отчете за 1960 год (11).

Богопольский пытался оправдаться перед чиновником, впрочем, без особого результата: «Я редко к вам ходил потому, что мне работник НКВД тов. Смирнов запретил к вам ходить. Кроме того, Смирнов предложил мне следить за Фишманом и некоторыми другими лицами» (12).

Сразу после войны численность евреев в Крыму быстро возрастала за счет реэвакуированных семей, и во многих местах появились новые иудейские общины: в Евпатории, в Джанкое, в Саках, в пос. Азовском.

Вначале уполномоченный настраивал их на подачу заявлений на регистрацию. Однако СДРК недвусмысленно дал понять, что этого делать не стоит, и потребовал принятия мер к прекращению их деятельности.

В частности, СДРК порекомендовал уполномоченному «поставить в известность финорганы на предмет обложения подоходным налогом лиц, сдающих свои квартиры под эти собрания. Опыт показывает, что налоговый пресс в этих случаях является наиболее эффективным» (13).

Для выявления состава общины и самого факта незаконного собрания уполномоченный посоветовал представителям местной власти «проверять в определенные дни и часы правильность заполнения домовой книги, сверять с наличием проживающих в данной квартире. Этот метод в городах и поселках оправдывает себя» (14).

Особенно остро борьба за открытие синагоги развернулась в Евпатории. Оттуда одна за другой в Симферополь и Москву ехали делегации, писались письма. Иногда горсовет разрешал верующим проведение молитвенных собраний на дому, но чаще всего отказывал. Причем для запрещения собраний власти неизменно ссылались на отсутствие подходящего помещения. Евреи пытались договориться с караимами и адвентистами, но уполномоченный помешал им сделать это. Евпаторийские евреи «ходили к пресвитеру адвентистов и к руководителю караимской общины, чтобы они свои здания предоставили для проведения молитвенного собрания. Мною категорически запрещено передавать молитвенные дома для еврейских собраний». Когда же наконец верующим удалось приобрести здание, последовали новые репрессии.

31 мая в праздник Шавуот (в ашкеназском произношении Швуэс, основной религиозный смысл праздника – дарование евреям Торы на горе Синай) новый уполномоченный вместе с секретарем горисполкома пришел на квартиру, где собрались евреи. «У домохозяйки Литвиновой Суры Иосифовны обнаружили полностью оборудованную синагогу: престол, кафедру, все необходимые для еврейской молитвы атрибуты и на 200–250 человек стульев и скамеек, часть скамеек расставлена во дворе, так как дом обнесен высокой оградой, в 2,5 метра каменной, стеной с дороги и других дворов.

В момент нашего прихода шло молитвенное собрание, на котором присутствовало 46 чел., из них женщин 28. Из слов руководителя этой нелегальной общины выяснилось, что в г. Евпатории имеется более 300 верующих евреев. Лихтинштейн заявил, что «мы на имя т. Македонова подавали заявление, письменного разрешения нет, а устное получили». Я категорически запретил всякие дальнейшие сборы, пока община не будет зарегистрирована».

Слова о регистрации – для отвода глаз: «Для полного прекращения деятельности общины мною рекомендовано составить соответствующие акты на домохозяйку синагоги и руководителей общины, для обложения налогом».

Председатель СДРК Полянский поддерживает действия уполномоченного: «Вам следует через Облисполком обязать власти города Евпатории не выпускать из поля зрения вышеупомянутую группу верующих, не допуская возобновления ею вновь своей деятельности в другом месте города».

Эпопея с открытием синагоги тянулась долгие годы. Иудеи, как мы писали выше, обратились с письмом к патриарху Алексию I с просьбой о помощи, действовали через дипломатические каналы. Но власть упорно не шла на уступки. Почему? Ответ, видимо, связан и с внешнеполитической ситуацией (отношения СССР с Израилем окончательно испортились), и с внутренней, российской. В одном из писем центра подчеркивалось: «Город Евпатория является союзным курортом, в летний период много тысяч трудящихся приезжают на лечение по курсовкам; в числе приезжающих имеется большое количество евреев. Если открыть синагогу в г. Евпатории, то она будет иметь уже не местное значение» (15).