Борис Колымагин - Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки

Староста симферопольской синагоги Франклах, которого архиепископ когда-то лечил и спас от смерти, сам приходил поздравить архипастыря в дни церковных празднеств. А когда архиепископ болел, за него даже молились в синагоге.

История взаимоотношений Луки и иудеев не закончилась после смерти святителя. Многие евреи с благодарностью вспоминали о великом хирурге, молились и просили его молитв. В середине 1990-х годов врач тамбовской городской больницы еврей Яков Фарбер добился от городского и областного начальства, что его больница будет отныне носить имя архиепископа Луки. Не профессора Войно-Ясенецкого, а именно архиепископа. Но этого мало. Общественность города поддержала врача, который предложил соорудить и установить на территории больницы скульптурный памятник опять-таки архиепископу Луке.

Характерной особенностью Крыма была его многонациональность: к началу XX века около трети населения полуострова составляли татары, немало здесь проживало немцев, греков, евреев, армян. Соответствовала этому и картина религиозной жизни Крыма: кроме православных на полуострове значились мусульмане (в 1920 году было 632 мечети), католики (в 1920-м – 19 костелов), лютеране (44 здания) и т. д. (1).

К тридцатым годам практически все религиозные объединения полуострова прекратили свое легальное существование и только с приходом немцев обрели вторую жизнь.

После восстановления на полуострове советской власти большевики не решились вернуть всё на круги своя. Изменение церковно-государственных отношений повлияло и на курс государственной религиозной политики в целом. В 1944 году были восстановлены структуры евангельских христиан-баптистов. В 1946 году состоялся первый хадж мусульман. В том же году на совещании лам было принято «Положение о буддистском духовенстве СССР», восстановлен Иволгинский дацан в Бурятии и т. п.

Однако далеко не везде религиозные объединения получили легальную «отдушину». В Крыму первой пострадала исламская умма, общины католиков. С высылкой «пособников фашистов» эти общины просто распались. Вынужденно перешли на подпольное существование пятидесятники и некоторые другие религиозные объединения.

Легально в послевоенном Крыму существовали лишь общины евангельских христиан-баптистов (ЕХБ), адвентистов седьмого дня (АСД), караимов, иудеев и старообрядцев. Общая численность их членов после войны была относительно невелика – до полутора тысяч человек (2), но эта цифра год от года росла. В столице Крыма действовали по одной общине ЕХБ, АСД, иудеев и караимов, в Евпатории легально существовали евангельские христиане-баптисты, адвентисты и караимы. В других крупных городах (Ялта, Керчь, Феодосия, Севастополь, Джанкой, Бахчисарай) официально функционировали только группы ЕХБ (3).

Реальное число общин в Крыму было, конечно, гораздо больше, и объединяли они вокруг себя порядка 6–7 тысяч верующих. Причем половину из них составляли иудеи.

Среди незарегистрированных групп мы видим как представителей официально разрешенных вероисповеданий – иудеев (на 1952 г. нелегально действовало 7 общин), ЕХБ (5 общин), АСД (5 общин) (4), – так и представителей тех религиозных течений, на существовании которых советская власть поставила крест. Это прежде всего пятидесятники, молокане, иеговисты. Среди религиозного подполья находились также представители альтернативного православия, католики и старообрядцы.

Москва с самого начала нацеливала уполномоченного на выявление незарегистрированных групп и проведение «мероприятий» по прекращению их деятельности. Такие «мероприятия» уполномоченный проводил с переменным успехом, прибегая к административному ресурсу, к помощи милиции и КГБ. В целом же политика Совета по делам религиозных культов, который контролировал деятельность большинства религиозных объединений полуострова, тесно увязывалась с политикой своего старшего брата – Совета по делам Русской православной церкви.

Давайте теперь взглянем на деятельность религиозных организаций Крыма.

К 1 июля 1946 года на регистрации в Крыму состояло семнадцать религиозных объединений. (1). И эта цифра не менялась вплоть до начала хрущевских гонений. Впрочем, реально общин ЕХБ было больше, так как несколько групп верующих действовало в подполье.

Число евангельских христиан-баптистов, если прибегнуть к данным официальной статистики, не превышало 2 тысяч. В 1945 году числилось 829 человек, в 1953-м – 1282, в 1957-м – 1715. (2). Однако если учесть религиозное подполье, то речь может идти о 2,5–3 тыс. верующих.

Большинство пресвитеров Крыма выполняли свои пастырские обязанности в свободное от работы время. Кто был каменщиком, кто шофером, кто плотником. А старший пресвитер – А.Ф. Августович – занимался сапожным ремеслом.

Августович, к слову, в роли старшего пресвитера продержался недолго. В 1947 году, когда церковно-государственная политика претерпела серьезные изменения, его заменили. Причина замены лежит на поверхности – проблемы с уполномоченным: «Августович патриотическую работу не проводит, сознательно нарушает мои установки. Как то: без моего ведома выезжал в религиозные общины. О нелегальных группах Августовичу известно, но он меня не информирует. Августович является активным инициатором по вовлечению молодежи в члены общины. Под его руководством в Симферополе проводится работа с молодежью. Августович пытался от меня скрыть сбор средств Старо-Кульбинской общиной, который они производили на оказание помощи заключенным своим «братьям»» (3).

Под стать Августовичу лидер симферопольской общины Г. Костюков (1876–1962), которого тоже вскоре лишили регистрации. Это он встречался со свт. Лукой и допустил его на кафедру. Возглавляемые им собрания «проходят в сопровождении песен с участием хора в 20–25 чел., в хоре в основном молодежь» (4).

Судя по отчетам уполномоченного, религиозная жизнь верующих ЕХБ протекала достаточно интенсивно. Они регулярно, 4–5 раз в неделю, собирались на молитвенные встречи. Общины устраивали вечеринки, женские собрания, спевки хоров, проводили специальные встречи для молодежи. Занимались и благотворительностью. Например, в 1949-м в Саки верующие в день «Праздника жатвы» принесли из собственных садов и огородов плоды и устроили выставку. По окончании богослужения фрукты и овощи были розданы нуждающимся братьям и сестрам (5).

В Симферополе протестанты арендовали покрытый черепицей одноэтажный дом, обнесенный высокой – в 3 метра – каменной оградой. Во дворе находились фруктовый сад, цветник и бассейн для крещения. Внутри помещения, куда, при желании, могло вместиться до 400 человек (обычно приходило порядка 100), стояли деревянные скамьи и стулья. В Евпатории молитвенные собрания проходили в бывшей мечети. Но, как правило, для их проведения снимались обычные дома, часто даже без ограды (6).