Борис Колымагин - Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки

После присоединения Крыма к России в 1783 году духовным центром караимов стала Евпатория. В Евпатории взамен старой и ветхой кенассы в 1807 году была построена большая каменная, а в 1815-м – малая.

В 1863 году караимы добились полного уравнения в правах с русскими (поскольку «евреи, кроме Пятикнижия Моисея, строго придерживаются еще Талмуда, некоторые постановления коего враждебны христианам, караимы же отвергают оные») (2).

Советская власть с подозрением смотрела на замкнутый народ, в котором сильны были националистические настроения. С подозрением отнеслись к ним и немцы. Во время оккупации караимы писали немецкому командованию, доказывая, «что они, караимы, не относятся к евреям, чтобы их немцы не преследовали» (3).

Немцы оставили их в покое, более того, разрешили в 1942 году открыть две кенассы – в Симферополе и Евпатории, которые, как ранее действовавшие, были в 1944 году зарегистрированы советскими органами.

Кенассы, помимо религиозных функций, играли роль культурно-общественных центров народа: здесь можно было услышать караимскую речь, здесь хранились древние книги, здесь местная интеллигенция обсуждала текущие вопросы.

Помимо этих богослужебных центров, существовал еще и центр сакральный – кладбище в горном Крыму. Уполномоченный так описывает ситуацию вокруг него: «Верующие караимы стремятся в Бахчисарайском районе свое кладбище, находящееся в Иосафатской долине, сделать святым местом, но это им не удается. Данное кладбище закрыто. Кладбище находится на территории Бахчисарайского музея, доступ различного рода верующих паломников закрыт. Руководство музея на территории кладбища приступило к проведению исторических раскопок» (4).

В послевоенном Крыму караимы мало чем отличались от русско-украинского населения и даже в быту пользовались русским языком.

Забвение собственных традиций вызывало горечь у духовных лидеров. Глава караимов Евпатории жаловался уполномоченному: «Караимский народ сейчас насчитывает не более 7–8 тыс. человек, он вымирает, обречен на полное вымирание, а правительство об этом, самом маленьком народе заботы не проявляет. Весь караимский народ растворяется среди русских. Караимских школ, техникумов, вузов нет. В русских школах караимский язык не изучается» (5).

Эти и подобные настроения провоцировали чиновника Совета обвинять караимов во всех смертных, сиречь антисоветских, грехах. Среди членов симферопольской общины, по его сведениям, «владельцы крупных магазинов, семьи репрессированных и осужденных за измену родине. Бывший священнослужитель караимской общины газзан Шамаш Яков Борисович арестован, бывший руководитель общины в г. Евпатории также был арестован и осужден» (6). О евпаторийской общине он говорил так: «Все оставались на оккупированной территории и занимались частной торговлей. Караимы, как и татары, у немцев были на особом положении, для них предоставлялись магазины и другие преимущества» (7).

В 1947 г. евпаторийские караимы безрезультатно пытались воспрепятствовать передаче караимского этнографического музея в Вильнюсе в ведение Академии наук. В телеграмме на имя президента Литовской академии наук они писали: «От имени евпаторийской караимской общины выражаем протест ликвидации самостоятельности существования нашего национального музея основанного трудами и средствами директора Шаншала. Просим оставить музей на прежних началах».

Эта телеграмма стала предметом серьезного разбирательства, поскольку религиозное общество имело право заниматься только «отправлением культа».

Отметим, что караимы не проявляли особой религиозной активности. По пятницам и субботам на молитвенные собрания собиралось человек 20–25, а по большим праздникам несколько сотен. Это обстоятельство позволило местным властям добиться в начале 1950-х закрытия симферопольской кенассы, а когда начались хрущевские гонения, дамоклов меч навис и над евпаторийским обществом.

Поводом для «наезда» послужила организованная караимами в 1958 г. встреча с учеными из Института языкознания, которые специально приехали в Крым для сбора материалов по составлению словаря. Ученых торжественно принимали в кенассе, поили-кормили, водили по домам, подарили несколько старинных книг, словом, сделали все возможное, чтобы свое пребывание в Евпатории они вспоминали с радостью. Формального права принимать ученых караимское общество не имело. И местная власть, воспользовавшись этим обстоятельством, решила закрыть кенассу, благо, время было подходящее – война с религией набирала обороты. К тому же нашлись и другие поводы. Чиновник СДРК активно подыгрывал местной власти. По своим каналам он выяснил, что караимы проводят запрещенные денежные сборы среди своих верующих других городов – в Москве, Киеве, Одессе, Мелитополе (8). Выполняя местный заказ, уполномоченный составил записку, в которой утверждал, что караимы «проводят националистическую работу под вывеской религиозных убеждений» и «систематически нарушают Советское законодательство о культах». Чиновник противоречил сам себе: в отчетах за прошлые годы (1956, 1957, 1958) он писал: «Каких-либо нарушений советского законодательства о культах со стороны членов общества мною не обнаружено» (9).

И вот 29 января 1959 г. решением Крымского облисполкома молитвенный дом закрыли.

Караимы, конечно, протестовали, слали письма в разные инстанции. Совет по делам религиозных культов, недовольный тем, что решение о закрытии было принято без его участия, встал на защиту верующих. В Крым приехал инспектор Совета А.Ф. Доброхотов, который беседовал с секретарем обкома партии по пропаганде и агитации. Тот заявил, что «решая вопрос о религиозном обществе караимов, мы должны исходить из того, что перед нами не этнографическая группа, а религиозная секта, и поэтому отношение наше должно быть определено как к секте». «Что касается связи ученых с кенассой, – изрек идеолог, – она существует, но существует не на научной основе, а на чисто субъективных убеждениях» (10).

Совет опротестовал решение крымской власти: «Представленные уполномоченным материалы содержат сведения, противоречащие его информации о деятельности религиозного общества. Эти обстоятельства не дают оснований для применения к караимскому обществу крайней меры» (11). Но общественный фон оставался для общины крайне неблагоприятным, и администрации не составило большого труда «дожать» караимов. Сначала уполномоченный попытался это сделать через газзана Ельяшевича. Не получилось. Тогда на борьбу «с пережитками» встала общественность. В детском саду (который занимал половину кенессы) прошло родительское собрание, репортаж с которого был опубликован в газете «Советская здравница» (29.03.1959).