Борис Колымагин - Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки

Вскоре Вощило и целый ряд других руководителей оказались в местах не столь отдаленных. Сидели они, правда, недолго и после смерти Сталина вернулись на родину.

Однако уголовные преследования по отношению к тем, кто активно конструировал союз христиан евангельской веры (ХЕВ), продолжились.

В 1957 г. посадили на скамью подсудимых молодых лидеров ХЕВ. «В период проходившего судебного заседания в г. Феодосии (судили руководителя пятидесятников Вяжевича. – Б. К. ) собравшиеся пятидесятники (более ста человек) устроили у здания суда демонстрацию с криком «судят нашего Иисуса», с плачем на весь город. Почти такое же положение было и в здании областного суда г. Симферополя, когда судили Коркосенко», – констатирует уполномоченный. И, как искренний подпевала застенка, добавляет: «За последние месяцы пятидесятники г.г. Симферополь, Феодосия, Керчь и др. особенно обнаглели. Несмотря на неоднократные мои предупреждения, они еще чаще стали собираться на молитвенные собрания (от 4 до 5 раз в неделю). В Симферополе наняли здание под молитвенные собрания, провели капитальный ремонт, наделали сидений и молятся. Мало того, руководитель Голышев среди верующих объявил, что правительство им разрешило собираться на молитвенные собрания, но Уполномоченный это решение под сукно положил. При вызове он заявил: «Молились, и будем молиться, собирались, и будем собираться, церковь отделена от государства, и Вам с нами ничего не сделать» (5).

В первые годы после смерти Сталина судебные разбирательства над лидерами религиозного подполья были относительно редки и не так однозначны по результату. Так, после обжалования решения областного суда в вышестоящей инстанции был выпущен на свободу упоминавшийся выше Коркосенко. Но постепенно маховик репрессий набирал обороты. Все активнее использовался административный ресурс: активисты штрафовались, домовладельцы, у которых проходили нелегальные встречи, обкладывались налогом. Применялись к ним и более крутые санкции. Приведем такой показательный случай.

В Керчи пятидесятник Хелик под видом «летней кухни» оборудовал молитвенный дом. Уполномоченный в горисполкоме выяснил, что на плане усадьбы Хелика никакой «летней кухни» нет. «Тогда председателю Керченского Горисполкома т. Дудник было рекомендовано немедленно на усадьбу Хелик направить комиссию, что и было сделано. Комиссия составила на Хеликов акт как на нарушителей закона о строительстве, т. к. они построили эту кухню без разрешения Горкомхоза. Исполком в присутствии Хелика оштрафовал его на 5 тыс. рублей за самовольное строительство и предложил до 25 мая 1958 г. снести все постройки» (6).

С началом хрущевских гонений отец и сын Хелики оказываются за решеткой. 14 января 1959 г. арестовали Коркосенко, Пешкова, Голышева. Их жены пришли к уполномоченному с просьбой помочь освободить мужей: «У нас у каждой осталось по 4–5 человек детей, кто же будет их кормить, одевать и воспитывать? А то и нас с мужьями вместе садите в тюрьму, там нас будут кормить, и никто нам не будет запрещать молиться. Вы нас преследуете, регистрировать отказываетесь. А нам за Христа страдать все равно». Чиновник делает вывод: «У этих трех гражданок настроение очень воинственное, думают писать жалобы и одновременно собираются на молитвенные собрания» (7).

В этом же году «одного из руководителей пятидесятников, Шевченко, за отказ служить в армии осудили на 5 лет» (8).

Еще двух человек, отказавшихся по религиозным убеждениям идти на военную переподготовку, также отправили в тюрьму (9).

После произведенных арестов пятидесятникам пришлось резко снизить свою активность. Опасаясь штрафов, они стали собираться мелкими группами по 5–7 человек.

Заметим, что преследования пятидесятников не вызвали в обществе отрицательного резонанса. Советская пропаганда конструировала образ религиозного подполья как антигуманный и антисоветский мир. И советские люди со спокойной совестью заглатывали наживку. В отчетах уполномоченного можно встретить перлы, свидетельствовавшие о том, что он полностью доверял господствующим мифологемам: «В культе ХВЕ имеются такие стороны учения, которые часто приводят к физическому и психическому калечению людей (случаи умерщвления, отрубания рук и другие виды жертвоприношений как искупления за грехи») (10).

Помимо пятидесятников, в религиозном подполье активно действовали иудеи (в 1957 г. существовало 10 групп, в которых участвовало 370 человек), адвентисты (12 групп, 220 человек), евангельские христиане-баптисты (8 групп, 130 человек). А всего в Крыму в это время существовало около 60 незаконных объединений (1).

В соответствии с постановлением ВЦИКа от 8 апреля 1929 г., верующие имели право собираться на собрания в частных домах, ставя об этом в известность местные органы (2).

Однако об этих возможностях никто не знал, а уполномоченный говорил всем желающим провести разовые молитвенные встречи, что разрешение на них дают местные органы: уведомительный принцип уже не устраивал властей предержащих (3).

Местные органы такое разрешение давали крайне редко, неохотно, да и то только верующим зарегистрированных сообществ. Например, в 1956 г. в Евпатории горсовет разрешил иудеям собраться на пасху (4). С «раскольниками» же и теми религиозными обществами, которые не имели ни малейшего шанса быть зарегистрированными, уполномоченные яростно боролись.

В религиозном подполье существовали сектантские осколки дореволюционного Крыма – хлысты, молокане, толстовцы и иже с ними. Представители новых религиозных движений – иеговисты, адвентисты-реформаторы. Верующие традиционных конфессий: православные катакомбной церкви, католики.

В конце 1940-х – начале 1950-х существовало несколько молоканских групп: в городе Джанкое, в деревнях Калиновка, Тарасовка, Ново-Васильевка. Всего около 100 человек. Общины «работают под видом чаепития, свадьбы, крещения ребенка» (5). «В субботний день или в другие праздники большинство молокан на работу не выходят, а если и выходят, то после обеда на несколько часов. Невыход на работу мотивируют внезапной болезнью» (6).

В Тарасовке (недалеко от Керчи) жило до 70 молокан, но постепенно они стали перебираться в другие края. Председатель местного колхоза жаловался уполномоченному, что молокане связаны круговой порукой, в колхозных работах участие не принимают. Многие живут тем, что едут в Керчь за рыбой, а затем продают ее в разных местах.

Жаловалось на молокан и руководство колхоза в Калиновке. «Среди колхозников ведутся разговоры о том, чтобы иметь председателя из своих единоверцев. Труддисциплина на низком уровне. Выход на работу достигает не более 50 %» (7).