Артём Драбкин - Разведчики

На улицах все смешалось – рядом с конными упряжками, тащившими орудия, бежали люди. Я тоже бросился бежать. В этот момент вражеский снаряд угодил в один из артиллерийских расчетов.

Добежав до конца села, я не стал бежать в открытое поле, а свернул в ближайший двор. Здесь меня окликнули из щели, вырытой посередине двора, в которой прятались хозяйка и ее сын, в которой спрятался и я.

Спустя некоторое время во дворе послышался незнакомый говор, и мы поняли, что пришли немцы. Они не стали обращать внимания на нас, а начали хозяйничать самостоятельно, – наловили кур, собрали в курятнике яйца и стали готовить еду. Мы, не вылезая из укрытия, украдкой наблюдали за ними. Надо сказать, что меня очень удивило, что они были очень грязные и небритые. Поев, они стали приводить себя в порядок: мыться и бриться.

Ночью снова начался бой, и утром в село вошли красноармейцы. Мы обрадовались, однако спустя несколько часов они покинули деревню, оставив несколько убитых и раненых. Несколько дней было безвластие: ни наших, ни немцев.

В конце концов в деревне появился немец с переводчиком, который объявил, что колхоз остается и крестьянам следует избрать правление, председателя.

В этой деревне я прожил полгода, а потом решил вернуться в Красненькое, где оставались мама и брат. Фронт к тому времени ушел далеко на восток, но передвижение гражданского населения по железной дороге запрещалось, переходить по уцелевшим мостам через Днепр так же запрещалось. Через еще не замерзший Днепр можно было переправиться только тайком, на лодке.

Несколько дней понадобилось на сборы: найти теплую одежду, обувь, запастись едой. В колхозе я получил справку, что трудился здесь с 28 июля по 21 ноября 1941 года. Тихонюки, у которых я жил, достали мне шитые валенки с галошами, шапку-ушанку, насушили сухарей, отрезали большой кусок сала и благословили в путь. Нашелся и попутчик – такой же паренек, как и я, но с соседнего села, расположенного недалеко от с. Красненького.

Ранним утром, попрощавшись с добрыми и отзывчивыми людьми, мы вдвоем отправились к Днепру искать перевозчика. Спустя несколько часов мы вышли на берег Днепра и увидели, что хотя часть реки и во льду, но еще одна треть реки не замерзла, и в той части идет стремительный поток воды. В небольшой деревеньке на берегу нашли перевозчика и еще трех человек, желающих переправиться на другой берег. Упросили перевозчика – он назвался лоцманом – перевезти нас бесплатно, вначале он отказывался, но потом согласился, потому что легче управлять нагруженной лодкой.

Мы вручную дотолкали лодку до чистой воды, и как только сели в нее и отцепились от ледяного края, нас понесло по течению. Только благодаря умению нашего лоцмана, переправа закончилась благополучно.

Через несколько дней после переправы мы сумели добраться до Кременчуга, ближайшей железнодорожной станции. Кременчуг тогда был весь забит немцами, румынами и венграми. Мы постарались проникнуть на вокзал, но с первой попытки это не удалось – нас остановили румыны, которые вытрясли наши вещмешки, забрали остатки сала и не пустили в здание. Со второй попытки нам все же удалось пройти в комнату вокзала, где разместились венгерские солдаты. Они нас не прогнали, так что мы скоротали ночь хоть и на полу, но в тепле.

Утром в поселке у вокзала мы выпросили еды и узнали о товарных поездах, которые отправляются в сторону Фастова и Винницы. У местных жителей-железнодорожников узнали о порядках, введенных немецкой властью, о комендантском часе, когда при появлении на улице в неурочное время, а также за нахождение на железнодорожных путях стреляют без предупреждения. От добрых людей узнали и о том, как можно проникнуть в тормозную будку вагона товарного поезда.

Нам удалось забраться в тормозную будку товарняка, который шел в сторону Фастова. Поезд шел всю ночь и наконец остановился на какой-то станции. Выбираться из будки, чтобы определить, на какой станции мы остановились, было опасно, однако под утро стало невтерпеж от холода, и уже думали рискнуть, как услышали топот патрулей и выстрелы, вероятно, кто-то тоже пытался пробраться в поезд. Мы, затаив дыхание, вжались в узкое пространство будки, боясь малейшим звуком обнаружить себя. Солдаты начали обыскивать тормозные будки, но поезд быстро отправился, что нас и спасло. Ближе к вечеру поезд прибыл на место назначения – станцию Погребище, от нее до дома было еще километров 80. Карты у нас не было, и мы решили идти от деревни до деревни, расспрашивая местных жителей.

В одном селе учительница подарила нам старую карту Винницкой области, по которой мы наметили путь. Погода нам благоприятствовала – небольшой мороз, дороги не были занесены. В день мы проходили по 15–20 километров. Когда пришли в с. Ильинцы, были очень удивлены тем, что многие дома были помечены надписями – еврейский дом, еврейская улица. В этом селе нас остановили полицаи и тщательно допросили, кто мы и куда идем. Здесь понадобилась справка, полученная мною в колхозе с. Озера, где я трудился. Дальше наши пути расходились: я отправляюсь в Красненькое, а мой друг-попутчик – в Дашев. Остальной путь протекал однообразно – из села я выходил рано утром, независимо от погоды, и старался к вечеру добраться до следующего селения.

Добравшись домой, я узнал, что мать тоже эвакуировалась. Что делать, как быть? Помогли соседи. Оказалось, что мать переехала в Ситковцы, где работала учительницей украинского языка в той же школе, в которой преподавала в 1937 году. В конце концов я добрался до Ситковцев, и Новый, 1942 год мы уже встречали втроем – я, мать и мой младший брат.

После воссоединения с семьей я поселился в квартире, которую матери выдали немцы. Правда, место было очень неудачное – окна квартиры выходили на комендатуру, перед которой немцы вешали партизан. Мама устроила меня чернорабочим на газовый завод, а сам я все хотел уйти в партизаны, но мама не разрешала – она осталась в селе как связная с партизанским отрядом, и когда я сказал о своем желании, ответила: «Нет, нет, нет. Ты только беду навлечешь, все будут знать, куда ты делся. Мне нельзя засвечиваться». Но в 1943 году, после того как партизаны напали на сахарный завод и убили немца, она меня отпустила.

После нападения партизан немцы устроили облаву. В первую группу я, к счастью не попал, немцы ее расстреляли, но попал во вторую. Мать не знала, где я, а когда ей сказали, что я попал в облаву, она отдала свое обручальное кольцо немцу-охраннику, чтобы тот отвернулся. Мне дали сигнал, я перепрыгнул через забор и спрятался, а группу увели. К счастью, из этой группы никого не расстреляли, просто до ночи продержали, а потом отпустили. И вот в ту же ночь мать решила отправить меня в партизаны.