Эдвард Сноуден - Эдвард Сноуден. Личное дело

Мой класс в Уоррентоне в начале занятий насчитывал восемь человек и перед выпуском расстался только с одним – что, как мне сказали, было редкостью. Пестрый состав группы тоже не совсем типичен – он был в основном представлен эдакими «мятежниками», которые добровольно подписались на карьеру, гарантирующую, что они проведут свою службу под прикрытием в чужой стране. Впервые за всю мою карьеру в разведсообществе я не был самым молодым в группе. В свои двадцать четыре я был почти «средним», хотя мое знакомство с системной работой, которой я занимался в штаб-квартире, несомненно, давало мне преимущества по части знакомства с операциями ЦРУ. Большинство остальных были просто подростками с техническими склонностями сразу после колледжа или прямо с улицы, а кто-то записался онлайн.

Отдавая дань военизированным устремлениям иностранных филиалов ЦРУ, мы реже называли друг друга по имени, а использовали придуманные прозвища, быстро приставшие и всегда немного эксцентричные. Тако Белл – это провинциал: широкий, симпатичный, туповатый. В двадцать лет единственным занятием, которое у него было до ЦРУ, была работа ночным администратором в филиале одноименного с ним ресторана в Пенсильвании. Человеку дождя, Рейнмену, было под тридцать, и этот срок он провел в аутистическом спектре, резко меняясь, перескакивая от кататонической отрешенности к трясущейся ярости. Прозвище, которое мы ему дали, он носил гордо, утверждая, что это почтительное обращение у коренных американцев. Флют, флейта, заслужил свое прозвище по той причине, что нас куда меньше интересовала его служба в морской пехоте, чем музыкальное образование и диплом по «дудочке», полученный им в консерватории. Прозвище Спо получил парень постарше, лет где-то под тридцать пять. Мы так его назвали, потому что он и был СПО, «специальный полицейский отряд», – служил в полицейском спецназе при штаб-квартире ЦРУ, где до такой степени сходил с ума от скуки, охраняя ворота в Мак-Лин, что готов был бежать за моря, даже если для этого всей его семье пришлось бы ютиться в одноместном номере мотеля. (Ситуация продлилась до тех пор, пока администрация не обнаружила живую змею, принесенную его сыном в выдвижном ящике тумбочки.) Самым старшим был Полковник, хорошо за сорок, бывший сержант-связист, после многочисленных странствий «по пескам» решивший начать все сначала. Мы называли его Полковником, хотя он не был даже офицером, потому что усмотрели сходство с тем добродушным жителем штата Кентукки, чьих жареных цыплят предпочитали стандартному набору блюд из уоррентонского кафетерия.

Моя кличка – думаю, этого не избежать – Граф. Вовсе не из-за моей аристократической осанки или модного, как у денди, наряда, а просто потому, что я, как войлочный вампир из телепрограммы «Улица Сезам», имел привычку привлекать к себе внимание и перебивать других, подняв палец, словно хотел сказать: «Один, два, три, ах-ха-ха! Вы забыли три вещи!»

С этими ребятами я прошел весь цикл из двадцати различных дисциплин, в основном обучаясь тому, как заставить технические средства, доступные в любой данной местности, служить правительству Соединенных Штатов, в посольстве или на ходу.

Одно задание включало выволакивание «походного» пакета – который был на самом деле 80-фунтовым [48] Примерно 36 кг. чемоданом с коммуникационным оборудованием – на крышу нашего учебного корпуса. Имея только компас и ламинированный листок с координатами, я должен был найти в огромном небе с мерцающими звездами спутник-невидимку ЦРУ, который свяжет меня с кризисным коммуникационным центром в Маклине – позывной сигнал Центральный, – после чего я возьму комплект эпохи холодной войны, который извлеку из пакета, чтобы установить шифрованную связь. Это задание стало практическим напоминанием, почему офицер связи всегда первым приходит и последним уходит: начальник станции может украсть самый страшный секрет в мире, правда, это вовсе не означает, что можно спокойно курить в сторонке на корточках, пока не скажут идти домой.

В ту ночь я остался на базе затемно, потом въехал на машине на самый верх Холма, припарковался возле переоборудованного сарая, где мы изучали электрические конструкции, которые будут мешать противнику отслеживать наши действия. Методы, которые мы изучали, временами слишком напоминали колдовство вуду – как, например, способность воспроизвести изображение на мониторе любого компьютера, пользуясь только крошечным источником электромагнитного излучения в его внутренних компонентах, что возможно уловить, пользуясь особой антенной (метод называется «телефонный хакинг Ван Эка»). Если это трудно понять, уверяю: мы чувствовали себя точно так же. Инструктор сам с готовностью признался, что никогда целиком не понимал деталей и не умел их нам демонстрировать, но он знал, что угроза реальна: ЦРУ применяло это против других, а это значит, что другие могут применять то же и против нас.

Я сидел на крыше своей машины, той самой старой «Цивик», откуда, кажется, была видна вся Виргиния, и позвонил Линдси в первый раз за несколько недель, а может, и за целый месяц. Мы разговаривали, пока не села батарейка в моем телефоне. Из моего рта шел пар, так как ночью похолодало. Ничего мне так не хотелось, как разделить с ней это зрелище: темные поля, волнистые холмы, свет высоких мерцающих звезд. Но лучшее, что я мог сделать тогда, – это описать ей все это словами. Я уже нарушил правила, воспользовавшись телефоном, и не хотел нарушать еще одно, сделав фото.

Один из самых важных предметов в Уоррентоне изучал методы обслуживания терминалов и кабелей (многими способами, в том числе примитивными) и компоненты любой инфраструктуры связи представительств ЦРУ. «Терминал» в этом контексте – любой компьютер, используемый, чтобы посылать и получать сообщения по одной защищенной сети. В ЦРУ слово «кабели» относится к самим сообщениям, но технические сотрудники знают, что кабели также имеют и более вещественный смысл. Речь идет обо всех шнурах и проводах, которые за последние полвека или около того соединяли терминалы агентства, особенно его древние версии, – линии телеграфной связи по всему миру, по подземным туннелям, на дне океана, пересекая границы государств.

Наш учебный год был последним, где TISO учились полноценно владеть всем этим: «железом» терминалов, программными пакетами и, конечно же, кабелями. Нескольким моим одноклассникам казалось слегка ненормальным заниматься изоляцией и обмоткой, когда на дворе уже беспроводной век. Но если бы кто-то из них высказал вслух свои сомнения в уместности любого из этих на вид антикварных технических средств, на которых нас обучали, инструкторы нам напомнили бы, что за всю историю Холма от TISO ни разу не потребовали знания азбуки Морзе.