Эдвард Сноуден - Эдвард Сноуден. Личное дело

Я знал, что Лора Пойтрас, которой я уже послал несколько документов и обещал намного больше, готова была лететь из Нью-Йорка по первому моему сигналу, но она не собиралась лететь одна. Пыталась уговорить Гленна Гринвальда, чтобы тот выразил свою точку зрения, убеждала его купить новый ноутбук, еще не подключенный к Сети. Поставив зашифрованные программы, мы смогли бы тогда лучше поддерживать связь. И вот я в Гонконге, смотрю, как часы своим тиканьем укорачивают мое время, как календарь отсчитывает дни, умоляя, упрашивая: «Пожалуйста, вернись, прежде чем в АНБ поймут, что тебя слишком долго нет на работе!» Горестно было думать, сколько мучительных часов и минут я пережил ради перспективы ждать в Гонконге, словно судно, севшее на мель. Я пытался вызвать в себе симпатию к этим журналистам, которые, казалось, слишком заняты или слишком нервничают, чтобы принять окончательное решение о поездке. Потом я вспоминал, как мало материала, из-за которого я рисковал своей головой, на деле будет показано публике, если полиция приедет раньше. Я думал о своей семье и Линдси и о том, как это глупо – доверить свою жизнь людям, которые даже не знают твоего имени…

Я забаррикадировался в своем номере в отеле «Мира», который выбрал из-за его местоположения в центре города в шумном деловом районе с магазинами и офисами. Чтобы не надоедали горничные, я повесил табличку «Не беспокоить» на ручку двери, и десять дней никуда не выходил из-за страха, что в мое отсутствие проникнет шпион и наставит везде жучков. Когда ставки так высоки, единственное, что остается делать, это ждать. Мой номер превратился в кабинет бедного компьютерщика, невидимое сердце сети потайных туннелей Интернета, откуда я рассылал все более пронзительные послания отсутствующим эмиссарам нашей свободной прессы. Потом, в ожидании ответа, я стоял у окна, глядя на красивый парк, который не мог посетить. Ко времени, когда Лора и Гленн наконец приехали, я перепробовал по доставке в номер все блюда, какие только были в меню.

Нельзя сказать, чтобы я полторы недели просто сидел и пописывал жалобные послания. Я продумывал свой последний брифинг, который мне предстояло провести – перебирал архивы документов, размышляя, как лучше объяснить их содержание журналистам при встрече, ведь времени точно будет в обрез. Интересная назревала проблема: как наиболее убедительно рассказать технически не подкованным людям (которые, вероятно, скептически относятся ко мне) тот факт, что правительство США прослушивает весь мир – и какими методами оно это делает. Я создал словарик по терминам вроде «метаданные» и «носитель информации». Я собрал глоссарий акронимов и аббревиатур: CCE, CSS, DNI, NOFORN… Я принял решение объясняться не через технологии и системы, но через программы слежения – в сущности, рассказывая истории в стремлении говорить на их языке. Но я не мог решить, с какой истории мне начать. И все-таки продолжал перебирать их в уме, пытаясь выстроить наилучшую последовательность наихудших преступлений.

Мне нужно было найти способ помочь Лоре и Гленну в течение нескольких дней разобраться в том, на что у меня ушли годы. Но было еще кое-что: я должен был помочь им понять, кто я и почему я решился это сделать.

Гленн и Лора появились в Гонконге 2 июня. Когда они пришли ко мне в отель «Мира», я их, по-моему, разочаровал, по крайней мере сперва. Гленн даже сказал, что ожидал встретить «кого-то постарше, дымящего, как паровоз, в запое, терминальной стадии рака и с больной совестью». Он не мог понять, как такой молодой человек, как я – он все переспрашивал, сколько мне лет, – не только получил доступ к огромному количеству документов, но и еще вздумал сам сломать себе жизнь. Со своей стороны, я не понимал, о каких «седых волосах» могла идти речь, если я инструктировал их перед встречей: пройдите прямо к тихой нише в ресторане отеля, к банкетке, отделанной под кожу аллигатора, и ждите парня с кубиком Рубика. Забавно, что в целях конспирации я вначале остерегался использовать такой яркий признак, но кубик был единственным моим предметом, который выглядел ни на что не похоже, благодаря чему узнавался издалека. А еще он помогал скрывать стресс от ожидания того, чего я больше всего боялся, – эпизода с наручниками.

Тот стресс достигнет заметного пика минут через десять, когда я привел Лору и Гленна в свой номер 1014 на десятом этаже. Едва Гленн успел по моей просьбе положить смартфон в мини-бар, как Лора уже меняла освещение в номере, включая и выключая лампы. Затем она распаковала цифровую видеокамеру. Хотя предварительно мы договорились в зашифрованной переписке, что она будет снимать нашу встречу, в реальности я оказался к этому не готов.

Ничто не могло бы подготовить меня к тому моменту, когда она направила на меня камеру, устроившись на моей неубранной кровати в тесной неприбранной комнате, где я просидел безвыходно последние десять дней. Я думаю, всем знакомо это неприятное чувство, когда ты осознаешь, что тебя снимают, и чем лучше осознаешь, тем больше чувствуешь неловкость. Просто осознание, что кто-то нажимает кнопку записи на смартфоне и направляет его на тебя, вызывает ужасное смущение, даже если это делает друг. Хотя с тех пор все мои деловые встречи проходят перед камерой, я все еще не уверен, какой опыт мне кажется более отчуждающим: видеть себя на пленке или участвовать в съемке. Пытаюсь уйти от первого, а уклоняться от камер сейчас вынуждены все.

В ситуации, которая и без того была напряженной, я окаменел. Горящий огонек камеры Лоры, как снайперский прицел, напоминал мне, что дверь в любой момент может распахнуться и меня отсюда выволокут – навсегда. Вновь возвращаясь к этой мысли, я старался представить себе, как эта запись будет выглядеть при ее демонстрации в суде. Я успел подумать, сколько всего на самом деле мне надо было сделать – например, одеться поприличнее и побриться. Тарелки из ресторана и мусор валялись по всему номеру – контейнеры от лапши и недоеденные бургеры, горы грязного белья и мокрые полотенца на полу.

Абсурдная ситуация! Я не только никогда не встречался с киношниками перед тем, как меня стали снимать, – я ни разу не общался с журналистами перед тем, как стать для них источником. В первый раз заговорив вслух о системе массовой слежки правительства США, я уже говорил со всеми людьми, живущими в мире, где у каждого было интернет-соединение. Но в итоге, независимо от того, каким неряшливым я выглядел на пленке и как натянуто говорил, пленке Лоры не было цены, потому что она показывала миру происходящее в номере отеля, как ни одна газета не смогла бы. Кадры, отснятые Лорой в Гонконге в те дни, нельзя исказить. Их существование – дань не только ее профессионализму как документалиста, но и ее способности предвидеть.