И Лугин - Немецкий плен и советское освобождение. Полглотка свободы

Уже под утро спустились в нашу долину и пропахали в снегу глубокую борозду. Прямо к землянке мы не хотели идти. Пошли в обход на гору и только там свернули налево к землянке. Капитан был послабее меня, он сам, без овцы, с трудом поднимался на ноги после остановок и отставал.

У кухни мы спустили овцу на руки обрадованных товарищей. Все остальное было поручено Мамедову, оказавшемуся большим специалистом по тотальному использованию всех остатков. Первый раз с тех пор, как я попал в плен, я ел настоящий жирный суп.

Утром я ходил наверх смотреть оставленные нами следы. Они почти исчезли. Даже опытный лесник вряд ли бы догадался, что их оставили люди, а не звери.

Позже за овцой ходили Григорий с Мамедовым, и также успешно.

Во второй половине января потеплело и снег начал быстро таять. Американцы с новой силой стучались в двери Третьего Рейха. Фронт стоял уже недалеко от нас. К ночным сполохам прибавился гул отдаленной канонады. Стали доноситься и отдаленные разрывы снарядов крупнокалиберных орудий.

К этому времени у нас произошли большие перемены. К нам присоединился еще один беглец — Игнат. Он ушел, опасаясь отправки команды за Рейн. Может быть, на Игната подействовали слухи, распускаемые Василием. Василий утверждал, что нашу команду немцы непременно расстреляют. Замечу, что это же перед побегом говорил и я. Но Василий даже знал место, где немцы будут расстреливать пленных — Кельнский мост. Сам, однако, не бежал, хотя его мы приняли бы с большим гостеприимством. Помощь нам исходила от него. Игната мы приняли без большой радости — лишний рот, лишний след. Потеснились. Игнат лег в самом углу, за Григорием. Принес он ворох новостей, из которых самой важной и волнующей оказалась весть о строительстве барака по дороге в наш лес. Для раскрытия загадки барака мы выслали дневную разведку. Выяснилось, что барак уже построен. Он стоял в стороне от дороги, под горой, заросшей ельником, и был почти незаметен. К бараку подъезжают грузовые машины, и солдаты вносят ящики и мешки. Барак охраняется часовым. Не было сомнения — здесь, в укромном месте, построен прифронтовой склад.

Следующий наш шаг был предрешен. Глубокой ночью мы лежали на земле у дороги против склада. Дул резкий, холодный ветер. На горе шумел лес. Но холода мы не замечали. Пять пар глаз неотрывно следили за темной фигурой часового, ходившего вдоль барака. Часовому одному в лесу, вероятно, было очень жутко. Удостоверившись в неизменности маршрута часового — от одного угла к другому, мы поползли дальше вдоль дороги и зашли за барак. Двое стали на углах следить за часовым, остальные ножом подкопали землю в средней части барака и, схватившись за край доски, начали ее отдирать. Доска поддавалась с трудом, трещала и скрипела. Когда открылась достаточная щель, в склад полез капитан — самый малый из нас. Он стал высовывать в щель первое, что ему попадалось под руку: четыре плоских ящика и один мешок, вероятно, с мукой. Когда капитан вылез, мы опустили доску на место и постарались рукояткой ножа вдавить гвозди в гнезда. Часовой, по-видимому, ничего не слыхал. А может быть и слыхал, но боялся посмотреть. И даром, винтовку мы с собой не взяли…

Дома рассмотрели добычу. В одном ящике было мыло. Три других имели на крышке изображение большой гончей собаки в беге. Неужели в ящиках какие-то собачьи принадлежности? Внутри оказалось еще десять ящичков, а в них — давно позабытые сладости: шоколад, рахат-лукум и др. Нам попали в руки подарочные пакеты фронтовикам. Много позже я узнал, что собака была эмблемой известной 116 танковой дивизии, прославившейся на Восточном фронте. Дивизия была переброшена на защиту Ахена. Как ни хороши и питательны сладости, но дороже всего нам оказался мешок с белой мукой. Теперь мы имели не только хороший суп, заправленный поджаренной на листе железа мукой, но еще и лепешки к нему. Мыло также очень пригодилось в хозяйстве.

За многие месяцы пребывания в лесу у нас выработались звериные инстинкты ориентации на местности, обострились слух и зрение. Окружающую местность на многие километры мы изучили основательно в дневных и ночных походах. Ориентировались автоматически на всех звериных тропинках. Иногда ночью, в пути, я закрывал глаза — все равно ничего не видно. Тропа, выражаясь современным языком, была запрограммирована в памяти. Члены тела повиновались сигналам, не затрагивавшим сознание. В одном месте низко провисла ветка. Затем делаешь большой шаг, переступая ручеек. Щека улавливает легкое дуновение ветерка: это открылся проход между горами, — до землянки осталось минут 15–20 ходьбы. Вдруг все как по команде останавливаются. Здесь — отвесная скала, и можно, прижав к ней мешки, немного отдохнуть. Еще спустя 10–15 лет я легко, ночью, с любого места, нашел бы землянку. Вернее, ноги сами принесли бы меня к ней.

В феврале снова потеплело. В воздухе чувствовалась весна. Судьба баловала нас. Питание за счет склада было обеспечено. В эти дни у меня вышла ссора с Григорием. Мы уже не голодали. Но Григорию захотелось сала. Он предложил мне идти с ним на кухню. Я отказался, — я вообще был против ненужного риска, тем более что опасности подвергались и все остальные. Поймай немцы одного — добьются и до всего остального… Возник скандал. Григорий все же пошел с Игнатом. Вернулись они благополучно. Как всегда, все разделили поровну, и я не имел достаточной силы воли отказаться от своей части.

Игнат решил проведать остовку Марию, с которой у него были многозначительные переглядывания. Отправился вечером, стукнул к ней в окно и поставил ее перед выбором: впустить или прогнать. Мария впустила. Вернулся Игнат под утро очень довольный… Мы смотрели на эти эскапады косо.

Из событий февраля месяца следует отметить отправку нашей рабочей команды за Рейн. Обнаружили мы это случайно с Игнатом, во время утренней разведки в сторону селения. Мы находились на горе над бараками и уже собирались возвращаться домой, когда вдруг увидели большой рюкзак, прислоненный к дереву. Оглянувшись и не заметив никого, мы схватили рюкзак и подались вглубь леса. Отбежав, раскрыли рюкзак и увидели тапочки, сшитые из шинельного материала. Игнат воскликнул: «Да это же мешок Федора-сапожника!» Мы вернулись и увидели Федора, разыскивающего свое имущество. Федор нам рассказал, что сбежал по дороге, спрыгнув с замедлившей ход машины. Два дня он пробирался назад, надеясь найти нас. Но нашего места он не знал. Поискав, вернулся к бараку в надежде встретить кого-либо из своих. Федору повезло. Теперь нас было шесть человек и пришлось расширять землянку.

Наш лес постепенно терял свою безлюдность. По главной дороге проехал полицейский на лошади. Его появление мы связали с находкой немцами упавших самолетов и братской могилы. Какие выводы сделали немцы по этому поводу, нам осталось неизвестным. В ту же неделю слышали автоматную очередь, выпущенную недалеко от нас. Что это могло означать?