Сюзан Нейпир - Волшебные миры Хаяо Миядзаки [litres]

Граф вставляет кольца в глаза козла, изображенного в барельефе на башне, и стрелки часов начинают двигаться…

Снизу приспешники графа в ужасе наблюдают, как металлические стрелки соединяются и расплющивают его. Земля начинает грохотать, ворота шлюза открываются, из водохранилища вырывается огромная стена воды, а часовая башня разрушается до основания.

Утром Люпен и Кларисса обнаружат разрушенный город, который скрывался на дне водохранилища, но пока акцент смещается на падение графа под напором воды и техники. Сюрреалистическая сцена разрушения и красоты показывает мастерство Миядзаки в анимации, в частности, его умение изображать катастрофу.

Но именно в краткие моменты «между строк», между захватывающими сценами или даже во время самого действия, наиболее сильно проявляется уникальный творческий талант режиссера. Мы уже обсуждали «воздушную подушку», когда Люпен наслаждался пасторальным пейзажем, а Дзигэн менял колесо. После падения автомобиля с обрыва есть еще один спокойный момент, когда Миядзаки показывает нам волны, мягко и неустанно расходящиеся в стороны от разбросанных деталей разбитого автомобиля, и эти волны перекликаются с мощным течением освобожденных вод водохранилища в кульминации фильма.

В самом конце этого эпизода в начале фильма режиссер добавляет еще одну спокойную картину: Люпен, потерявший сознание при падении, приходит в себя и видит, что Кларисса исчезла. Осталась только ее промокшая перчатка, которую он прикладывает к израненному лбу. Люпен осматривается и в последний момент видит Клариссу – белую фигурку, исчезающую за зелеными деревьями.

Этим мимолетным образом, как и часами на башне, Миядзаки наводит нас на мысли об эфемерности. Образ исчезающей женщины, чей уход оставляет радостно-грустное ощущение пустоты, уже давно служит основным элементом японской литературы и, кажется, глубоко отзывается у Миядзаки. В одном из давних интервью режиссер поделился воспоминанием о том моменте, когда был «ребенком с кучей комплексов, который с удивлением смотрит на девочку в белой шляпе и длинной юбке, проносящуюся на велосипеде прямо передо мной… Это чувство необычайной тоски и разочарования» [111] Миядзаки. Отправная точка , 297. . В «Калиостро» он повторяет и усиливает этот момент острой интенсивности чувств европейской мизансценой двадцатого века, насыщенным событиями повествованием и множеством готических элементов. Исчезающая женщина – это сёдзё, или юная девушка, персонаж, который надолго станет ведущим как в творчестве Миядзаки, так и во всем аниме в целом. Ко времени создания «Калиостро» Миядзаки уже подарил миру и других персонажей сёдзё, в первую очередь энергичную юную Мими из фильма «Панда большая и маленькая» и сверхъестественно одаренную Лану из сериала «Конан – мальчик из будущего» .

Кларисса, если можно так сказать, еще более совершенный типаж сёдзё. Ей шестнадцать, и ее формы просто пышут сексуальностью, но белое свадебное платье, а в других эпизодах школьная форма говорят о ее чистоте и невинности. Она не так напориста, как Лана, Мими и многие другие будущие юные героини Миядзаки, зато достаточно решительна, чтобы предпринять попытку бегства, с которой начинается насыщенный сюжет фильма. И она достаточно пылкая, потому что в конце фильма просит Люпена взять ее с собой. В знаменитой реплике, которая, по-видимому, пронзила сердца многих японских юношей, Кларисса смотрит в глаза явно пораженному Люпену и шепчет: «Я пока не умею воровать, но научусь…»

Миядзаки снова обращается к взаимодействию юной девушки и уставшего от жизни героя постарше в «Порко Россо» . Однако в «Калиостро» эта парадигма предстает в чистейшей традиционной форме. Этот фильм Миядзаки наиболее прямолинейно передает отношения взрослого героя-авантюриста с юной аристократкой, которой в данном случае он устраивает побег из башни, что вполне вписалось бы в настоящую сказку.

Юность, красота и относительная беспомощность Клариссы в руках взрослых мужчин побудили японских критиков и зрителей связать ее образ с особым японским эротическим приемом под названием «лоликон» . Этот глубоко противоречивый прием является сокращенным переводом термина «комплекс Лолиты», названного так по роману Владимира Набокова «Лолита» о сексуальной одержимости взрослого мужчины двенадцатилетней девочкой. Кларисса на четыре года старше Лолиты, но ее возможный брак с графом, ввиду заметной разницы в возрасте, наводит Люпена на мысль назвать графа «охотником до юных девочек» (дословно: «графом-лоликоном» ). Но, конечно, граф не единственный взрослый мужчина, очарованный Клариссой. Миядзаки осторожно изображает желание и специально заставляет Люпена открыто отказаться от Клариссы как возможного романтического партнера. Люпен потрясен заявлением Клариссы о том, что она хочет уехать с ним, и в этот момент он испытывает гораздо более сильную боль, чем при столкновении с физическими препятствиями. Очевидно, что он хочет крепко обнять девушку, но вместо этого он лишь слегка приобнимает ее, почти похлопывая по спине, и наконец совершенно отстраняется от нее. Когда она подставляет ему губы, он встречает ее целомудренным поцелуем в лоб, и только выражение его лица выдает его тоску. Хотя он разрешает ей весь фильм называть его «дядей», его истинные чувства к ней явно не родственные.

Популярность Клариссы среди поклонников гарантировала пристальный интерес к ее персонажу всякий раз, когда обсуждался «Замок Калиостро». На пресс-конференции после выхода фильма поклонники неоднократно просили Миядзаки поделиться своим мнением о Клариссе и его отношении к персонажам сёдзё вообще, и в таких обсуждениях Миядзаки говорил о сложностях создания настолько мощного привлекательного персонажа.

На вопрос, являются ли Кларисса и Лана его идеалом женщины, он настойчиво отвечал, что создает персонажей сёдзё, потому что «с девушкой фильм становится гламурнее… Грустно, когда нет девушки» [112] Миядзаки. Aru shiage kensa no josei , 155. . Он сравнил эту стратегию с директивой студии «Тоэй» включать очаровательных зверушек в каждую работу.

Учитывая важность женских фигур в фильмах и жизни Миядзаки, этот ответ кажется слишком неискренним. На другой пресс-конференции, в 1982 году, режиссер был гораздо откровеннее. Отвечая на вопрос о том, могут ли на самом деле существовать такие «чистые и целомудренные» фигуры, как Кларисса и Лана, Миядзаки утверждал: «Дело не в том, что я разочарован в реальных девушках и пытаюсь воплотить мечту о сёдзё в анимации» [113] Миядзаки. Отправная точка , 181. .