Сюзан Нейпир - Волшебные миры Хаяо Миядзаки [litres]

Миядзаки же ограничивает Хаула еще одним проклятием, которое можно назвать духовным. Это растущее негодование и ужас Хаула перед лицом войны, которые разрастаются вокруг него и других обитателей замка. Из-за своей ярости Хаул в конечном счете превращается в ужасного хищного монстра и не может вернуться в облик человека.

Фильм «Ходячий замок» выходит за рамки оригинального волшебного романтического произведения Джонс и показывает мир, где оружие превращает окружающую среду в «море огня», которое угрожает поглотить не только Софи и Хаула, но и других невинных жителей городов вокруг них. Рядом с Софи Хаул начинает многое понимать и осознавать, он становится нетерпим к войне и поведению других волшебников, которые служат военным. В кульминационный момент повествования он признается Софи: «Мне наконец есть что защищать. И это ты».

Оправданная ярость Хаула по отношению к всепоглощающей жестокости вокруг него не обязательно является отрицательным чувством. Поначалу его превращение в крылатое существо, сражающееся с другими магами, говорит о новых глубинах страсти и праведности в его душе. Но продолжительная трансформация начинает угрожать его человеческой личности. Кальцифер предупреждает Хаула, что если тот будет столько летать, то не сможет снова стать человеком.

Хаул всё чаще совершает ночные полеты и борется с врагом, но постепенно превращается в то, что сам презирает, – бессмысленное орудие войны. В этом отношении он напоминает Сан в «Принцессе Мононоке» . В отличие от Аситаки, на Сан не лежит явное проклятие, но она проклята самой судьбой – родители бросили ее волкам, когда она была еще ребенком, и она стала изгоем. Как и Сан, Хаул вторит Камо-но Тёмэю, который пытался отвернуться от жестокости двенадцатого века. У Хаула даже есть тайный домик и сад, где, как и Камо-но Тёмэй, он может отдохнуть от разочаровывающего внешнего мира. Однако Сан и Хаул отличаются от средневекового монаха своей предельной готовностью взяться за оружие, чтобы сохранить добро, которое еще существует в мире.

В изображении Хаула в качестве воина и в увеличении роли войны Миядзаки сильно отходит от оригинала, хотя стоит признать, что война преподносится на удивление поверхностно. В отличие от очаровательно детализированных бытовых сцен развешивания белья или приготовления завтрака, кровавая реальность войны в фильме не изображена, а заменяет ее отдаленная перспектива. Режиссер включил в фильм свои фирменные оригинальные летательные аппараты, и на этот раз они обретают анималистическую форму или даже напоминают насекомых, а примечательно в них почти полное отсутствие человека. Это касается и жертв войны. Миядзаки изображает многочисленные бомбежки, небо в огне, горящие дома. Эти картины говорят о поджогах Токио, которые он видел в детстве, и бомбардировке Кобе, запечатленной в знаменитом фильме его партнера Такахаты «Могила светлячков» . Однако, в отличие от «Могилы светлячков» , здесь мы так и не видим землю. Мы ничего не знаем о жизни и смерти жертв бомбардировок и можем лишь строить предположения.

Поэтому самым личным аспектом войны становится яростный гнев Хаула, вылившийся в его рискованное превращение в нечеловеческое существо. В своем нечеловеческом облике он ироничен: ясно, что Хаул единственный участник битвы, которому небезразлично человечество, и свое сострадание он выражает в жалобе Кальциферу о том, что другие воюющие маги «как плакать – и то забудут».

Превращение Хаула в воина – попытка защитить не только Софи, но и других членов его псевдосемейки, к которой присоединилась, что весьма удивительно, и Ведьма Пустоши. Ведьму, впервые представшую перед нами грозной и гламурной, когда она наложила на Софи заклятие, другая волшебница и советница короля мадам Салиман превратила в жалкую старушку, явно напоминающую слоеный пирог, оставленный под дождем. Оказывается, Ведьма Пустоши, как и Хаул, заключила договор с демоном огня, который искусственно поддерживал в ней молодость и красоту. То, что Миядзаки возвращает ей истинный облик (что отличается от оригинального сюжета), не только в высшей степени визуально занимательно, но и косвенно контрастирует с интеллектом и полноценной личностью Софи, так как ведьма одержима тщетным стремлением к искусственной молодости и красоте.

Страсть, с которой Хаул защищает свою территорию и семью, говорит о его вновь обретенной мужественности, одновременно традиционной и революционной. Эндрю Осмонд сравнивает Хаула с Марко, героем «Порко Россо» , и предполагает, что каждый фильм «становится отражением пределов мужественности, которая изображается как благородно идеалистская и в то же время неисправимо детская, пока ее не уравновесит любовь» [295] Осмонд. Castles in the Sky. Примечания к страницам 209–226, 277. . В отличие от Марко, Хаул не избегает своей возлюбленной, ждущей его в саду, выполняя над садом воздушные трюки. Он сам создает сад для Софи, превращает замок в удобный дом и сам навсегда (как мы понимаем) превращается обратно в человека.

Как отмечалось ранее, многие критики осудили «счастливый конец» «Ходячего замка» , сочтя его наигранным и чересчур сентиментальным. Критики отмечают, что окончанию войны нет никакого реального объяснения, кроме заявления королевской советницы мадам Салиман, которая говорит: «Пора положить конец этой глупой войне». После выхода фильма в газете «Асахи Симбун» даже опубликовали статью о «трех загадках» «Ходячего замка» : как Софи сняла с себя заклятие? Почему замок построился заново? Почему закончилась война? [296] Кано. Miyazaki Hayao Zensho , 304.

Режиссер не дает четких ответов ни на один из этих вопросов, оставляя некоторых зрителей недовольными отсутствием логического разрешения. В конце фильма Миядзаки предлагает образ сопротивления аномии современного общества в виде «семьи», которую создают вокруг себя Софи и Хаул. В этой новой семье есть старушка – Ведьма Пустоши, ребенок – ученик Хаула Маркл, и даже домашнее животное – старый пес Хин, не говоря уже о волшебном существе Кальцифере, который после освобождения от договора всё равно возвращается к ним, потому что соскучился.

Проблемы семьи важны и спорны во всём мире, но разумно будет предположить, что японское общество испытывает особые трудности в этом отношении. Как отмечает Сугита, японская семья претерпела значительные изменения в последние два десятилетия двадцатого века [297] Сугита. Miyazaki Hayaoron , 234. . Хотя статистика разводов в Японии осталась гораздо ниже, чем в других промышленно развитых странах, отношения между поколениями становились все более негативными, что приводило к таким явлениям, как хикикомори , когда молодые люди (обычно мужчины, но не всегда) оставались жить с родителями, при этом отказываясь общаться с ними или с внешним миром. В этот период среди молодежи возрос уровень насилия, и в СМИ появлялись по-настоящему шокирующие истории об издевательствах и злоупотреблениях со стороны молодых людей, чьи семьи, по-видимому, не имели ни малейшего представления об их поведении.