Георгий Зимин - Истребители

В тот же день летчики 86-го гвардейского авиаполка старший лейтенант А. И. Калугин, старший лейтенант Г. И. Жилкин и лейтенант М. А. Ярыгин сбили три ФВ-190. Еще двух «фоккеров» поджег гвардии капитан П. Я. Головачев из 900-го истребительного авиаполка. Свою долю в этот успех внесли тогда и гвардейцы 133-го полка. Три «фокке-вульфа» сбили летчики Д. Моцаков, Б. Рябов и Г. Дроз.

В ночь на 26 апреля 574 бомбардировщика 18-й воздушной армии нанесли еще один мощный удар по военным объектам центра города. В этом налете приняли участие и ночные бомбардировщики 16-й воздушной армии.

26 апреля войска фронта начали штурм центральных районов Берлина. С этого времени авиация воздушной армии перешла к тактике действий мелкими группами. На боевые задания посылали лучшие экипажи штурмовиков и мелкие подразделения пикировщиков. В этот день наша дивизия находилась в готовности действовать по команде с КП армии, но, как уже бывало не раз в период операции, вызова в тот день не последовало.

На следующий день нам была поставлена задача обеспечить сопровождение бомбардировщиков 6-го авиакорпуса, но боевую работу они не вели. К исходу дня стало известно, что фашистское командование, потеряв все берлинские аэродромы, использует для взлета и посадки самолетов главную аллею в парке Тиргартен, имеющую бетонное покрытие. Командующий немедленно отправил туда четыре отлично подготовленных экипажа Ил-2. Прямыми попаданиями бомб штурмовики вывели аллею из строя, а позже два снайперских экипажа «Петляковых» окончательно добили этот последний гитлеровский «аэродром» в зоне города. Такое «внимание» было оказано бетонированной [415] полосе не случайно: наше командование принимало меры для того, чтобы никто из нацистских главарей в последний момент не мог бы воспользоваться самолетом и ускользнуть. В дальнейшем над этой аллеей патрулировали наши истребители, чтобы исключить даже чисто теоретическую возможность бегства на самолете.

28 апреля из-за плохой погоды работы у нас тоже не было. И авиация противника в воздухе не появлялась. В этот день соединения воздушной армии под минометным и зенитным огнем начали перебазирование на берлинские аэродромы. Для нас — если иметь в виду масштабы воздушной армии — это было знаменательным событием. Первой начала перемещение 193-я истребительная дивизия 13-го авиакорпуса генерала Б. А. Сиднева. 515-й истребительный авиаполк этого корпуса был переброшен на известный берлинский аэродром Темпельгоф. Он повидал всех фашистских лидеров. Там звучали зловещие хвастливые речи, оттуда непосредственно коричневая чума расползлась по многим странам. И здесь же Геринг давал клятвенные обещания силами люфтваффе стереть с лица земли Москву и Ленинград. Теперь же в ненастный день 28 апреля 1945 года сюда, на Темпельгоф, производили посадку летчики 515-го истребительного авиаполка, может быть, даже не зная всего того, что было связано с этим аэродромом. Что означал для наших воинов берлинский аэродром, если сам Берлин лежал в руинах и был окутан черным дымом и облаками пыли от битого камня? А еще предстояло несколько суток кровопролитных боев — фашизм, потерявший уже абсолютно все, цеплялся за эти руины.

Другие истребительные полки 193-й авиадивизии были перебазированы на аэродром Шенефельд.

Это было смелое и необходимое мероприятие. Оно облегчало прикрытие наших войск, сражавшихся в городе и западнее него.

На исходе 28 апреля генерал С. И. Руденко поставил мне задачу проверить готовность аэродрома Ораниенбург к перелету туда штаба дивизии и одного из полков. При этом командарм сообщил, что связи с инженерным батальоном, восстанавливающим этот аэродром, в данный момент нет, и потому о готовности поля к приему самолетов неизвестно. Восстановленная полоса и ее направление должны быть обозначены вешками, хорошо заметными с воздуха. Аэродром Ораниенбург располагался на северной окраине Берлина. [416]

29 апреля, когда наши войска продолжали вести ожесточенные бои за центр города, возросло вдруг сопротивление вражеской авиации. Над городом появлялись мелкие группы немецких самолетов и пытались атаковать наши части. В основном это были ФВ-190, которые ходили шестерками и четверками. Ночью одиночные транспортные Ю-52 пытались доставлять грузы блокированным в городе войскам. Это было все, на что еще способна немецкая авиация.

Выполняя приказ командующего, 29 апреля я вылетел на свободную охоту с попутной проверкой готовности аэродрома Ораниенбург. Со мной вылетели майоры Скупченко и Свитнев.

Над центром Берлина самолетов противника не было. На аэродромах Тегель, Кладов, Вензекендорф и Шенвальде пусто — картина та же самая. Авиация противника, в том числе и истребители, покинула аэродромы Берлина и его окрестности и теперь базировалась севернее, откуда еще пыталась вести боевые действия.

Не встретив фашистов, мы взяли курс на Ораниенбург. Сделав над аэродромом два круга — на высоте 800 и 400 метров, — мы не обнаружили ни восстановленной полосы, ни людей. Зато хорошо были видны многочисленные повреждения. Это был основной аэродром известной авиационной фирмы «Хейнкель», имевший три бетонные взлетно-посадочные полосы. Его нещадно бомбила авиация союзников — следы этих налетов мы видели: около 900 воронок. Они, забросанные свежей землей, с воздуха ничем не отличались от незасыпанных. Вешек, которыми должна была быть отмечена восстановленная полоса, мы обнаружить не смогли.

Я приказал по радио майорам Скупченко и Свитневу находиться под облаками и прикрывать меня, а сам решил снизиться и повнимательнее все осмотреть. Но и о высоты 50 метров восстановленной полосы я не увидел. При повторном заходе я выпустил для уменьшения скорости шасси и наконец увидел нужное мне направление. То, что должно было быть обозначено вешками, отмечено было едва заметными тонкими ветками, которые сверху просто не были видны. Я убрал шасси, перевел взгляд на своих ведомых, которые находились впереди и выше, и вдруг увидел, что сзади, из облаков, звено за звеном вывалились две четверки ФВ-190, которых ни Скупченко, ни Свитнев не видели. Я закричал по радио: «Сзади «фоккеры»!» Но было поздно. «Фокке-вульфы» открыли огонь, [417] и один наш истребитель загорелся. Летчик выпрыгнул с парашютом и начал снижение, но фашисты стали расстреливать парашютиста. Еще не зная, кто из двоих сбит, я передал другому летчику, что спешу на помощь и чтобы он, пока я не наберу высоту, прикрыл товарища и обеспечил ему нормальное приземление. Пока это происходило, появилось еще одно звено «фоккеров». Но оно в бой не вступало — барражировало в стороне.

Я торопился. Набрав скорость, с горки, с разворотом, я вышел в район снижения парашютиста. «Фоккеры» поочередно обстреливали беззащитного летчика. Мое появление было для них неожиданным: вероятно, до этого они меня не видели. Сверху падал охваченный пламенем один из ФВ-190 — его сбил майор Свитнев, которого я узнал по позывному. Так что теперь я знал, что на парашюте спускался майор Скупченко.