Шэрон Лоуренс - Джими Хендрикс, Предательство [Интимная история преданной музыкальной легенды]

Джимми так и не смог возненавидеть его кишки, но он и ни с кем не сдружился за это время. Одиночество, с которым он жил всю свою жизнь, последовало за ним и в Калифорнию, и он чувствовал всем своим сердцем, как он всегда при таких случаях говорил, что никому на свете нет до него дела.

— К девяти вечера я уже был совершенно разбит. Из–за этих бесконечных отжиманий и чистки картофеля, моё тело, мои руки болели так сильно, что едва мог заснуть.

У Джими никогда не было своего ножа, да и он вообще избегал даже прикасаться к нему своими длинными пальцами. Только что став гитаристом, он старался оберегать свои пальцы от любых ссадин и порезов.

В сентябре ему дали первую увольнительную и Джимми на автобусе приехал в Сиэтл, повидать Бетти Джин, Леона, кое–кого из его друзей–музыкантов и своего отца. Каждый спрашивал его о планах на будущее, и он отвечал неизменное — никаких идей. Он не хотел, чтобы друзья узнали, что он боится своего военного будущего. Прыгать с парашютом, парить в небе, то, о чём он всегда мечтал. Но осесть в какой–нибудь военной канцелярии — что может быть хуже? Никто в Форте–Орд, когда он вернулся на базу, не мог сказать ему, что им грозит в будущем.

На следующих неделях Джимми участвовал в учебном броске, продолжая ещё более жёсткие физические тренировки. В эти дни он окончательно выдохся.

— Как только моя голова касалась чего–то плоского, я отключался, словно во мне щёлкали рубильником, — вспоминает он.

Он начал получать жалование, 65 долларов в месяц, и ему было уже разрешено на четыре часа покидать базу. В одну из таких своих вылазок он съездил в Монтерей на ежегодный джазовый фестиваль.

Наконец, пришёл приказ для дальнейшего продвижения. Он получил предписание явиться 8 ноября 1961 года в Форт–Кэмпбелл, штат Кентукки, где дислоцировался 101–й ВВС США. Он торжествовал. Вскоре его униформу будет украшать знаменитый "Вопящий орёл" — гордый символ 101–й. И он будет прыгать с парашютом с самого неба. Как ему нравилась эта идея!

В январе Джимми написал отцу и попросил прислать ему его гитару "как–можно–скорее". Когда же, наконец, распечатав огромный пакет и взяв в руки свою красную Дэнэлектро, он перебрал пальцами струны, проверяя строй, то снова почувствовал себя счастливым. Невзирая на отсутствие усилителя, тут же сыграл один старинный блюз, напевая себе под нос. Если бы вы видели в этот момент Хендрикса, рядового I-го класса, то поняли, что единственное, что он хотел бы в жизни в действительности — так это играть на гитаре. Мыслями он был далеко в Сиэтле, рядом с Бетти Джин Морган.

— Она и слышать не хотела о том, что однажды я увёз бы её в Лос–Анжелес или Нью–Йорк, — рассказывал мне он. — Я бы заботился о ней, но чем дольше я оставался в армии, тем более я понимал, что я должен уехать оттуда, хоть на край света. Моя гитара — вот кто был на первом месте, и неважно, что кому я когда–либо обещал.

В Форте–Кэмпбелл он совершил серию прыжков.

— Было страшно и волнительно стоять на самой макушке учебной башни, — сказал он, — не решаясь сделать первый шаг в воздух и одновременно уговаривая себя, что через несколько мгновений окажешься на твёрдой земле.

Джими постоянно был на связи с отцом, спрашивая новости о Леоне и рассказывая о своих достижениях в прыжках с парашютом.

Однажды, в конце дня, проводя свои свободные часы в одном из клубов базы, где были в достатке и усилители и разные музыкальные инструменты, он глубоко погрузился в свою гитару. Вдруг входит, привлечённый звуками, доносящимися из клуба, другой рекрут также увлекающийся музыкой и первое, что говорит: "Да у тебя талант, парень!" Звали его Билли Кокс.

Никто никогда не говорил ему такое. Джими на всю жизнь запомнил и эти искренне сказанные слова, и лицо Билли, выражавшее одновременно и восторг, и уважение.

Именно Билли предложил ему создать квинтет, ставший вскоре известным среди армейских клубов, как King Kasuals.

— Немного блюза плюс много ритм–и–блюза, — подытожил Джими.

Помимо армейских баз только что созданный ансамбль выступал в Кларксвилле, старинном городе штата Теннесси, всего в сорока милях от Форта–Кэмпбелл.

Во время 26–го прыжка Джимми сломал лодыжку. Хотя это было и очень болезненно, он увидел в этом хорошее предзнаменование. При разговоре с докторами и особенно с двумя разными армейскими психологами, он пытался объяснить им насколько важна для него музыка и что без неё он не видит своего будущего, но что с армией порвать он не хотел бы ни при каких обстоятельствах. Они никак не могли понять меня.

— Наверное, они подумали, что я спятил, — сказал он, пожимая плечами.

Одному из докторов Джимми понравился и он написал в своём рапорте по поводу его лодыжки, что в будущем она может снова подвернуться во время очередного прыжка.

Хендрикс не участвовал ни в боевых действиях, ни в легендарной операции Юнит-187 101–й ВВС. Во время оккупации Японии после второй мировой войны, американским десантникам дали прозвище, которое часто можно услышать и теперь — ракка–сан. С японского это означает "падающие с неба зонтики". Этой причудливой кличкой звали и Хендрикса, но в итоге 101–я десантная дала Джимми даже более того, что он хотел — медицинскую непригодность.

Джимми повёл себя очень глупо. Он сказал мне о себе:

— Я опозорил моего вопящего орла в тот самый день, как я покинул Форт–Кэмпбелл, — сказал Хендрикс и весь скривился, когда начал вспоминать, как он провёл тот долгожданный день.

После тринадцати месяцев он, наконец, высвободился от условностей дисциплины армейской службы.

— Меня демобилизовали накануне 4 июля. Они дали мне всё моё жалование, чуть меньше четырёх сотен долларов. Я никогда до этого не держал в руках таких денег. И даже представить не можешь, с каким глупцом ты сейчас разговариваешь! Этот глупец спустил всё тут же, в этот же день. Этот мистер Удачный–Выстрел покупал выпивку людям, которых видел впервые, давал взаймы и деньги растаяли — ведь никто из них так мне никогда и не вернул ни цента.

Следующие несколько дней Джимми провёл в панике, стараясь выжить на оставшиеся восемнадцать долларов, считая с мелочью. И если кто–нибудь нечаянно, не заметив, ронял на тротуаре монетку, он не мог пройти мимо, чтобы не поднять её. Ему было всего двадцать. Здесь, в Кларксвилле перед ним встала та же проблема, когда он покинул Гарфилд.

— Снова искать работу, — сказал он. — Я не мог поверить, что снова сам себя загнал в тупик. Я играл то там, то здесь за пару долларов и ждал окончания службы Билли.

Но жизнь продолжала тащиться, даже после того как Кокса демобилизовали в сентябре. Двое музыкантов попытали своего счастья в Индиане, но и там им не везло. Они вернулись в Теннесси, в Нашвилл, и стали выступать в клубе Дель–Марокко. Они нашли себе работу среди ритм–и–блюзовых музыкантов.