Владимир Высоцкий - Ни единою буквой не лгу: Стихи и песни

Свет Новый не единожды открыт,

А Старый весь разбили на квадраты,

К ногам упали тайны пирамид,

К чертям пошли гусары и пираты.

Пришла пора всезнающих невежд,

Все выстроено в стройные шеренги.

За новые идеи платят деньги,

И больше нет на «эврику» надежд.

Все мои скалы ветры гладко выбрили,

Я опоздал ломать себя на них.

Все золото мое в Клондайке выбрали,

Мой черный флаг в безветрии поник.

Под илом сгнили сказочные струги,

И могикан последних замели.

Мои контрабандистские фелюги

Худые ребра сушат на мели.

Висят кинжалы добрые в углу

Так плотно в ножнах, что не втиснусь между.

Мой плот папирусный — последнюю надежду —

Волна в щепы разбила об скалу.

Вон из рядов мои партнеры выбыли —

У них сбылись гаданья и мечты.

Все крупные очки они повыбили

И за собою подожгли мосты.

Азартных игр теперь наперечет,

Авантюристов всех мастей и рангов…

По прериям пасут домашний скот,

Там кони пародируют мустангов.

И состоялись все мои дуэли,

Где б я почел участие за честь.

Там вызвать и явиться — все успели,

Все предпочли, что можно предпочесть.

Спокойно обошлись без нашей помощи

Все те, кто дело сделали мое.

И по щекам отхлестанные сволочи

Бессовестно ушли в небытие.

Я не успел произнести: «К барьеру!» —

А я за залп в Дантеса все отдам.

Что мне осталось — разве красть химеру

С туманного собора Нотр-Дам?!

В других веках, годах и месяцах

Все женщины мои отжить успели,

Позанимали все мои постели,

Где б я хотел любить — и так, и в снах.

Захвачены все мои одра смертные —

Будь это снег, трава иль простыня,—

Заплаканные сестры милосердия

В госпиталях обмыли не меня.

Мои друзья ушли сквозь решето —

Им всем досталась Лета или Прана,—

Естественною смертию — никто,

Все — противоестественно и рано.

Иные жизнь закончили свою —

Не осознав вины, не скинув платья,—

И, выкрикнув хвалу, а не проклятья,

Спокойно чашу выпили сию.

Другие — знали, ведали и прочее…

Но все они на взлете, в нужный год —

Отплавали, отпели, отпророчили…

Я не успел — я прозевал свой взлет!

Дурацкий сон, как кистенем,

Избил нещадно:

Невнятно выглядел я в нем

И неприглядно —

Во сне я лгал, и предавал,

И льстил легко я…

А я и не подозревал

В себе такое!

Еще — сжимал я кулаки

И бил с натугой —

Но мягкой кистию руки,

А не упругой…

Тускнело сновиденье, но

Опять являлось.

Смыкались веки, и оно

Возобновлялось.

Я не шагал, а семенил

На ровном брусе —

Ни разу ногу не сменил —

Трусил и трусил;

Я перед сильным лебезил,

Пред злобным гнулся…

И сам себе я мерзок был,

Но не проснулся.

Да это бред — я свой же стон

Слыхал сквозь дрему!

Но — это мне приснился он,

А не другому.

Очнулся я — и разобрал

Обрывок стона,

И с болью веки разодрал,

Но облегченно!

И сон повис на потолке —

И распластался…

Сон в руку ли? И вот в руке

Вопрос остался!

Я вымыл руки — он в спине

Холодной дрожью!

…Что было правдою во сне,

Что было ложью?

Коль этот сон — виденье мне,—

Еще везенье.

Но если было мне во сне

Ясновиденье?..

Сон — отраженье мыслей дня?

Нет, быть не может!

Но вспомню — и всего меня

Перекорежит.

Или — в костер! Вдруг нет во мне

Шагнуть к костру сил,—

Мне будет стыдно, как во сне,

В котором струсил.

Но скажут мне: «Пой в унисон,

Жми что есть духу!..» —

И я пойму: вот это сон,

Который в руку!

Был побег на рывок —

Наглый, глупый, дневной.

Вологодского с ног

И — вперед головой.

И запрыгали двое,

В такт сопя на бегу,

На виду у конвоя

Да по пояс в снегу.

Положен строй в порядке образцовом,

И взвыла «Дружба» — старая пила,

И осенили знаменьем свинцовым

С очухавшихся вышек три ствола.

Все лежали плашмя,

В снег уткнули носы,

А за нами двумя —

Бесноватые псы.

Девять граммов горячие,

Как вам тесно в стволах!

Мы на мушках корячились,

Словно как на колах.

Нам добежать до берега, до цели,

Но свыше — с вышек —

все предрешено.

Там у стрелков

мы дергались в прицеле,

Умора просто, — до чего смешно.

Вот бы мне посмотреть,

С кем отправился в путь,

С кем рискнул помереть,

С кем затеял рискнуть…

Где-то виделись будто.

Чуть очухался я,

Прохрипел: «Как зовут-то?

И какая статья?»

Но поздно, зачеркнули его пули

Крестом — затылок, пояс, два плеча.

А я бежал и думал: «Добегу ли?» —

И даже не заметил сгоряча.

Я к нему, чудаку,—

Почему, мол, отстал? —

Ну, а он на боку

И мозги распластал.

Пробрало — телогрейка

Аж просохла на мне.

Лихо бьет трехлинейка,

Прямо как на войне.

Как за грудки, держался я за камни,

Когда собаки близко — не беги.

Псы покропили землю языками

И разбрелись, слизав его мозги.

Приподнялся и я,

Белый свет стервеня.

И гляжу — кумовья

Поджидают меня.

Пнули труп: «Сдох, скотина,

Нету прока с него.

За поимку — полтина,

А за смерть — ничего».

И мы прошли гуськом перед бригадой,

Потом за вахту, отряхнувши снег.

Они обратно в зону — за наградой,

А я — за новым сроком за побег.

Я сначала грубил,

А потом перестал.

Целый взвод меня бил,

Аж два раза устал.

Зря пугают тем светом —

Тут с дубьем, там с кнутом.

Врежут там — я на этом,