Елена Обоймина - Майя Плисецкая. Богиня русского балета

– Успели отдохнуть с дороги? – последовал вопрос. И, не слушая ответа, бесцеремонно ухватил балерину за локоть и потащил к выходу. – Едем на пресс-конференцию. Газетчики хотят вас видеть. Но в ответах, прошу вас, будьте сдержанны и благоразумны. Наши переводчики вам в этом помогут…

После пресс-конференции поехали на прием в советское посольство. Здесь и произошла одна из самых интересных встреч в жизни Плисецкой.

Посол Анатолий Добрынин подвел к ней высокого стройного американца, лицо которого показалось ей знакомым. Роберт Кеннеди – министр юстиции, а также брат президента США, политик и деятель Демократической партии. Так как знаменитая балерина знала по-английски всего несколько слов, дипломат помог с переводом в их коротком разговоре.

Роберт упомянул, что видел Плисецкую в Москве в 1955 году, ему запомнилось ее «Лебединое». А сейчас он узнал из газет, что она будет танцевать в Вашингтоне…

– Я тоже вас знаю, – неожиданно сказала балерина. – В журнале «Америка» я читала, что вы родились в ноябре 1925 года. Я – тоже. А какого числа?..

Роберт Кеннеди удивился нежданному повороту разговора.

– Двадцатого…

– Двадцатого?! Так мы двойняшки. Я тоже родилась двадцатого ноября.

За всю свою жизнь Майя Михайловна встретила лишь одного человека, с кем родилась год в год, месяц в месяц, день в день. Это был Роберт Кеннеди.

Растроганный министр поцеловал балерину в щечку.

– А где вы будете в этот день? – спросил он.

– Кажется, в Бостоне…

– Бостон – моя родина. А что вы будете делать вечером двадцатого?

– Кажется, танцевать опять «Лебединое»…

– Я пришлю вам подарок, – сказал Роберт Кеннеди.

– Я тоже, – опрометчиво произнесла балерина.

На следующее утро, в день своего первого вашингтонского «Лебединого», Плисецкая пришла в репетиционный класс. Она старалась никогда не изменять своему правилу – хорошо позаниматься в классе в день спектакля. В зале уже ожидали зрители: Жаклин Кеннеди с маленькой дочерью Каролиной. Жену президента сопровождала свита, переводчики и телохранители.

«После класса нас познакомили, и я дала маленькой Каролине черно-белую ленту моих балетных слайдов, бывшую у меня с собой в сумочке. Наступил вечер. Перед началом балета сыграли гимны. Присутствует Президент. После Карибского кризиса его посещение гастролей московских танцоров – очевидный политический шаг к примирению с Советами. Потому так наэлектризованы наши посольские, так суетливы корреспонденты советских газет, театральное начальство.

После второго акта, едва закрылся занавес, Президент Кеннеди приходит на сцену. Жест замечательный. Оба с Жаклин направляются прямиком ко мне. Мы целуемся с Жаклин уже как знакомцы. Я пачкаю ее загорелую щеку театральной помадой.

Похвалы. Восхищения. Президент говорит, что маленькая Каролина в восторге от моих слайдов.

Заявила нам с Джекки, что будет балериной, как Вы. Выходит, первая балерина в роду Кеннеди…

Президент говорит, что знает о моей вчерашней встрече с братом, о поразительном совпадении нашего летосчисления…» («Я, Майя Плисецкая»).

На следующее утро после спектакля Джон Кеннеди принял труппу Большого театра в Белом доме. Президент вновь наговорил балерине немало комплиментов. Плисецкая скромничала: танцевала она не слишком хорошо, скованно, и жаль, что они с Жаклин попали именно на этот спектакль. (Театр в Вашингтоне был тесный, со скользкой неудобной сценой.)

– Вы были бесподобны. Я был сражен наповал. (Именно так перевел похвалы президента советник по культуре из нашего посольства.)

– Когда вы танцуете следующий раз? – вежливо поинтересовался президент.

– Завтра. «Баядерку» и «Лебедя». Приходите с Жаклин. Я станцую лучше…

На самом деле назавтра шла «Жизель»… Плисецкая все перепутала после бокала хорошего вина. «Во хмелю я жестикулировала с удвоенной горячностью, моя меховая шапочка сбилась набок, волосы пораспушились, – признавалась Майя Михайловна позднее. – Именно здесь, в Белом доме, Жаклин осенила мое будущее прогнозом: «Вы совсем Анна Каренина».

Приближалось двадцатое ноября – их с Робертом Кеннеди день рождения. Администрация Большого театра стала беспокоиться:

– Что бы вам подарить Роберту Кеннеди двадцатого?.. И как?.. Привезли мы тут, знаете, кстати, расписной русский самовар для одного нашего товарища, юбилейная дата у него, но, думаем, лучше будет вам его отдать. Для Роберта Кеннеди. Нашему товарищу мы что-нибудь иное подыщем с помощью работников совпосольства. Напишите дружеское поздравление своему одногодке – по-русски, разумеется, – а мы уж переведем и точно двадцатого вручим министру вместе с самоваром… Он порадуется, полюбуется. Самовар-то выставочный.

– А он – что, очень большой? – спросила балерина не без опаски.

– Немаленький, Майя Михайловна, немаленький.

– А откуда он у меня может быть? Что министр подумает? Покажите мне ваше расписное чудо.

Самовар оказался, как она и предполагала, огромным, размером с рослого ребенка. Ну где такой она могла найти в Америке?.. А из дома такое в подарок неизвестно кому брать не станешь…

Плисецкая написала поздравление в несколько слов и приложила к нему полдюжины деревянных ложек. Пусть не настолько ценных, но зато – своих. Ее подарок был доставлен Роберту Кеннеди.

Двадцатого ноября Майю Михайловну разбудил громкий, продолжительный стук в дверь ее номера в Бостоне (телефон на ночь она имела обыкновение отключать).

С трудом открыв глаза, именинница отворила дверь и сразу увидела перед собой огромный букет белых лилий – настолько огромный, что за ним не видно посыльного. Второй посыльный протянул ей изящную коробку, зашнурованную широкими парчовыми лентами, и конверт с письмом.

Это был подарок от Роберта Кеннеди.

Развязав банты, она раскрыла коробку – на малиновой бархатной подушечке лежал золотой браслет с двумя инкрустированными брелоками. На одном из них – Скорпион, знак их зодиака. На другом – архангел Михаил, поражающий копьем дракона.

Чуть позже ей позвонил сам Роберт Кеннеди. Плисецкая мучительно отыскивала в заторможенной памяти несколько ответных слов по-английски:

– Thank you… Also… Best wishes…

«Это сущее несчастье быть неграмотной! – напишет она много лет спустя. – Я неграмотна от советской системы, от собственной неизбывной лености, всегдашней мерзкой уверенности, что переведут, объяснят, помогут. А тут никого. Вот и блею, как дитя двухлетнее: Thank you… Also… Best wishes…»

Роберт Кеннеди с женой Этель. 1960-е гг.

«Некоторые видят вещи, как они есть, и говорят: “почему?”. Я мечтаю о том, чего никогда не было, и говорю: “почему нет?”»