Томас Рикс - Черчилль и Оруэлл [Битва за свободу] [litres]

Сам Оруэлл позднее писал приятелю, попросившему прислать ему экземпляр «Да будет фикус»:

Есть две или три книги, которых я стыжусь и не позволяю переиздавать или переводить, и это одна из них. Она даже хуже той, что называется «Дочь священника». Я написал ее просто в качестве упражнения и не собирался издавать, но отчаянно нуждался в деньгах, так же как и во времена, когда написал «Да будет». В то время во мне просто не было книги, но я практически голодал и был вынужден состряпать хоть что-нибудь, чтобы получить фунтов сто [162] Orwell, CEJL , vol. 4, 205. .

Все это было далеко от таланта Оруэлла, еще не открытого им самим. Два великих романа, которые он напишет к концу жизни, «Скотный двор» и «1984», окажутся не натуралистической беллетристикой, типичной для XX в., а скорее разновидностью жанров, в общем, считающихся второстепенными, – сказки и триллера. Однако, построенные на фундаменте политики в ее основном понимании как способа организации социума и взаимоотношений с ним личности, «Скотный двор» и «1984» отражали действительность точнее, чем многие традиционные романы.

Более успешным итогом весны 1935 г. стало знакомство Оруэлла с будущей женой. Эйлин О’Шонесси, привлекательная, яркая молодая женщина, окончила в 1927 г. Оксфорд, где изучала английскую литературу. На момент их встречи она работала над магистерской диссертацией по психологии в Университетском колледже Лондона. Ее темой была оценка интеллекта и воображения у детей.

Через несколько месяцев увидело свет британское издание «Дней в Бирме». Теперь на счету Оруэлла было две книги. Однако у него уже появилось подозрение, что в книге о Париже и Лондоне он сосредоточился не на тех группах людей. «К сожалению, классовую проблему нельзя решить, водя дружбу с оборванцами, – писал он. – Оборванцы, попрошайки, преступники и отбросы общества, как правило, совершенно исключительные существа и для рабочего класса в целом типичны не более, чем, скажем, пишущая интеллигенция типична для класса буржуазии» [163] Orwell, Down and Out in Paris and London . . Теперь Оруэлл хотел погрузиться в средоточие британской экономики, которым в те годы являлись угольные шахты северной Англии, пожить среди людей, вкалывающих в забоях.

В январе 1936 г. Оруэлл бросил книжную лавку и отправился изучать рабочий класс. Первой остановкой на его пути стала гостиница в Ковентри, где он провел ночь. «Запах как в типичных меблированных комнатах, – записал он в дневнике. – Полоумная горничная с огромным телом, крохотной головой и валиками жира на шее, до нелепости похожими на жир свиных окороков» [164] Orwell, Diaries , 29. .

Он приехал на север на поезде и провел два месяца, перемещаясь по угледобывающему району недалеко от Ливерпуля. Большую часть времени Оруэлл проводил на ногах, пешком совершая многокилометровые переходы между городами в дождь и снег. 12 февраля 1936 г. он прошел через Уиган, город угля и каналов на полпути между Манчестером и Ливерпулем, испещренный терриконами и грязными лужами. «Пронизывающий ветер. Пришлось отправить пароход ломать лед перед угольными баржами на канале… Несколько крыс, медленно бегущих в снегу, очень смирных, вероятно, слабых от голода» [165] Там же, 37. .

Написанная впоследствии книга «Дорога на Уиган-Пирс» – самое прямолинейное из небеллетристических сочинений Оруэлла. Это в действительности не повествование, а просто, но блестяще построенное отображение реалий жизни рабочего класса в угледобывающем регионе в период экономической депрессии. Это не значит, что собрать материал для этой книги и написать ее было делом простым, – вспомним одну из самых знаменитых реплик Оруэлла: «Чтобы видеть то, что происходит прямо у вас перед носом, нужны отчаянные усилия» [166] Orwell, ”In Front of Your Nose,“ in CEJL , vol. 4, 125. .

Вернувшись на юг из Уигана, Оруэлл открыл лавку [167] Orwell, ”In Front of Your Nose,“ in CEJL , vol. 4, 125. , арендовав маленький двухэтажный коттедж в деревне Уоллингтон в Хартфордшире на полпути из Лондона в Кембридж. Это было крохотное селение с 34 домами, 2 пабами и церковью. В коттедже не было электричества, горячей воды и водопровода, но имелась комната, которую писатель приспособил под магазин. Входная дверь высотой всего около 1,2 м, вероятно, доставляла много проблем долговязому Оруэллу. Между приступами сочинительства он продавал бекон, сахар и свечи, а также яйца от своих несушек и выращенные им овощи [168] Orwell, Diaries, 80. . «У них была правильная беконорезка, – вспоминал Фред Бейтс, местный сельскохозяйственный рабочий. – Красивый же у них был бекон» [169] Stephen Wadhams, ed., Remembering Orwell (Harmondsworth, U. K.: Penguin, 1984), 115. . Доходы от торговли покрывали арендную плату, составлявшую меньше двух фунтов в месяц.

Книга, которую Оруэлл написал в этом коттедже, словно сшита из разных кусков. Первая часть «Дороги на Уиган-Пирс» представляет собой коллекцию свидетельств непосредственного очевидца о жизни английских бедняков: где они живут, что едят, как пытаются сберегать тепло в доме, как работают или как, по мере углубления кризиса, все больше превращаются в безработных. На этих страницах впервые появляется писатель Джордж Оруэлл, которого мы знаем сегодня. Что-то от его личности проглядывало еще в «Фунтах лиха», но теперь Оруэлл достиг зрелости. Он уже не пытается поразить шокирующей сенсационностью, как в более ранней книге, а выстраивает повествование из мелких надежных фактов. Он пишет, что рацион рабочих составляет «белый хлеб и маргарин, солонина, чай с сахаром и картофель» [170] Orwell, Wigan Pier , 95–96. . Вероятно, из-за недостатка кальция большинство остаются без зубов к тридцати годам. В Ланкашире он наблюдает, как женщины приходят к терриконам и, «стоя на коленях в зольной грязи на пронзительном ветру», собирают кусочки угля: «Они рады этой возможности. Зимой им отчаянно не хватает топлива; оно почти более важно, чем пища. Вокруг, насколько хватает глаз, виднеются терриконы и подъемные лебедки угольных шахт, и [из-за экономической депрессии] ни одна из этих шахт не может продать весь уголь, который способна добыть» [171] Orwell, Wigan Pier , 104. .

Часть книги представляет собой оруэлловские «Записки из подполья» – в буквальном смысле. В книге о Париже и Лондоне он сходил в подземный мир гостиничной судомойни, здесь спускался в угольную шахту и убеждался, что она соответствует его представлению о преисподней. «Здесь было почти все, что мысленно видишь в аду, – зной, шум, сумятица, темнота, нечистый воздух, а главное, невыносимо тесное пространство» [172] Там же, 21. . Однажды под землей ему пришлось, скорчившись, пробираться до забоя больше 1,5 км по туннелю высотой около 1,2 м. Путь занял почти час и смертельно его вымотал, а ведь для шахтера это всего лишь дорога до рабочего места, писал Оруэлл. А потом ему предстоит день тяжелой работы, «до потемнения в глазах и с глоткой, забитой угольной пылью» [173] Там же, 35. . Перед нами Оруэлл, добравшийся до сути проблемы.