Кати Этчингем - Моя жизнь, 60–е и Джими Хендрикс глазами цыганки

Он также положил себе в сапог локон моих волос, залепив их скочем. Это часть его религии вуду. Он считал, что если на нём есть частичка меня, это значит, что мы вместе. Когда он стал носить шляпу, он переместил доллар и локон моих волос за подкладку шляпы.

— Всё это можно объяснить, — начал было он, собираясь вполне серьёзно рассказать мне о вуду, о втыкании иголок в куклы врагов, о чём–то таком, что я никогда бы не подумала что человек мог бы сделать по отношению к другому человеку. Позже, когда он стал использовать кислоту, его суеверия разрослись психоделичской радугой и многие его стихи пронизаны глубинными верованиями. В детстве, слушая разговоры Лил и Чёрной Наны о голосах и знаках во всём на чтобы они ни посмотрели, затем несколько лет шелеста чёток и чтения «Отче наш», рассказы Джими о вуду не казались мне таким уж чем–то необычным. Ничего из того, что он говорил не удивило бы мою мать и бабушку. Он был больше цыганом, чем мы все вместе.

Он открыл мне двери восприятия. Джими дал мне секретный ключ к моей собственной семье. Парадокс был в том, что он был самым сомневающимся человеком, какого я встретила за свою жизнь. Но мы открыли в друг друге своё отражение, хотя и стремились быть независимыми, избегали всяческих обязательств и были слишком молоды, чтобы понять всё это.

Я рассказывала о себе, он слушал очень внимательно, всё это было ему близко и понятно, он сам ребёнком пережил подобное.

— Я буду заботиться о тебе, — произнёс он. — Я буду всегда заботиться о тебе.

Мне было очень приятно это услышать. Но я знала, что денег у него нет. А в себе я не была уверена.

Те небольшие деньги, которые у нас были мы потратили. Мы сходили в Хэмлейз, крупнейший лондонский магазин игрушек и накупили детских игр, Риск, Монополию, Скраббл и Твистер. Как если бы мы хотели доставить себе удовольствие поиграть в детство, которое мы пропустили. Твистер, это такая игра, где нужно руки и ноги всё больше переплетать пока не упадёшь и мы со смехом падали на ковёр, совершенно беспомощные. Когда появились деньги Джими купил игрушечную дорогу. Мы раскладывали её на полу и устраивали гонки. Его была голубая машина, моя — красная. Когда он чувствовал, что я начинаю выигрывать, он нечаянно делал «аварию» полотна дороги (разъединял её).

В те дни обычно мы не были заняты первую половину дня и нам нравилось гулять по городу, восторгались вместе с туристами старыми домами с их гаргульями, статуями и лепными украшениями. Он считал Лондон самым красивым местом из тех, где ему приходилось бывать. Я показывала ему самые знаменитые площади и дворцы, провела по Портобелло–Роуд и Кингс–Роуд. Там мы купили себе по шёлковому шарфу и ещё разных украшений. Ему нравились яркие цвета и дорогие ткани такие, как шёлк, шифон, бархат. Во многом он разбирался по–женски, даже больше по–женски, чем я. Ему нравились плащи с поясом, всем американским туристам нравились плащи с поясом, но у них не было таких диких причёсок как у него. Несмотря на то, что Час стал представлять его журналистам, его ещё очень мало кто знал. Мы могли свободно гулять, нас никто не беспокоил. И если мы и привлекали внимание, то только нашим одеянием, а не потому что Джими был известным музыкантом.

Ни Джими, ни я никогда не катались на коньках, каток Квинсвей был рядом за углом.

— Может попробуем, а? — спросила я Джими, когда однажды вечером мы с ним бездельничали.

— Конечно, — Джими всегда нравилось испытать что–то новое.

На катке было не найти коньки на его огромную лапу 11–ого размера. Наконец, ему подобрали пару, он втиснул туда свои лыжи и мы вышли на лёд. Несколько секунд борьбы со льдом, и вот, мы лежим в истерическом припадке, теряя силы от смеха. Катающиеся объезжают нас кругом, а мы стараемся, держась друг за друга, развернуться так, чтобы встать на ноги, и тут же, теряя опору, падаем снова. Джими всё же удалось удерживаться прямо и прокатиться, опираясь за борт, но я, как только он меня отпускал, падала снова и снова. Моё чувство равновесия нисколько не улучшилось со времён занятия балетом в монастыре. В итоге, мои рёбра болели от смеха даже больше, чем мои колени и моя задница от бесконечных падений.

С каждым разом, как мы приходили на каток, Джими радовался всё больше и больше своим успехам, и к концу он уже нарезал лёд как заправский конькобежец, привлекая к себе изумлённые взгляды своими развивающимися на ветру волосами.

— Эй, — однажды воскликнул он, обращаясь ко мне, — Малыш Ричард в городе. Этот человек должен мне 50 долларов, когда я с ним гастролировал. Он так мне и не заплатил. Пошли, навестим его.

Мы выяснили, что Малыш Ричард остановился в Рембранте в Найтсбридже, и отправились к нему после выступления. Мы позвонили снизу в номер и к моему изумлению звезда пригласила нас к себе. К этому случаю я специально надела дымчато–голубое платье с перламутровыми пуговицами и длинными узкими рукавами, я очень гордилась им. Он приветствовал нас в дверях своей спальни продолжительным воплем восхищения и тут же начал исследовать моё платье, его интересовало, расстёгивается ли оно целиком или нет. За его спиной мы увидели целую вереницу париков на специальных подставках. Его свои волосы выглядели сверхъестественно.

— Входите, входите, — пригласил нас к себе, подбрасывая манжеты и крича в соседнюю дверь, ведущую в гостиную, — мама, закажи нам бутылку виски.

Его мать, должно быть, выполнила без задержки его просьбу, потому что буквально через несколько минут коридорный принёс бутылку. Мы расселись вокруг неё и начали болтать.

Неожиданно Джими набрался храбрости и спросил про деньги. Малыш Ричард разразился хохотом и покачивая пальцем перед его носом произнёс:

— Ваш поезд ушёл, дружище, ваш поезд ушёл, — вот и всё, что он выдавил из себя по поводу денег.

— Что он имел ввиду, когда сказал что твой поезд ушёл, — спросила я, когда мы покинули его с пустыми руками.

— Я проспал наш гастрольный автобус, который должен был отвести нас на следующее выступление, объяснил Джими, — так что он уволил меня. С того раза я стал класть доллар себе в сапог, потому что в тот день, когда я пропустил автобус на мне не было даже цента.

Выйдя из гостиницы, где нас так радушно принял Малыш Ричард, мы решили отправиться в Кромвеллиан, где я всё ещё работала диск–жокеем, он был неподалёку, нужно было только пройти вперёд. Был прохладный вечер и на Джими была старая военная куртка, которая очень скоро стала его визитной карточкой.

Полицейская машина взвизгнула позади нас тормозами и семеро направились прямо к нам и забросали Джими вопросами, как игрушками новогоднюю ёлку. Он старался отвечать спокойно, хотя мы оба дрожали от страха.