Тед Дикс - Марк Болан

В те времена я жил в своей квартире в Патни. Наверху сидели Джун с моей подружкой; они смотрели телевизор и время от времени приносили нам чай. Мы с Марком находились внизу, в моей музыкальной комнате. У меня был двухканальный магнитофон Бренелл и, как я помню, над ним стояла настольная лампа. Запись была сделана почти в полной темноте; света хватало лишь на то, чтобы отмечать метраж плёнки. Всё это время я сидел в наушниках. Я хотел записать эту ленту должным образом. Я очень волновался, несмотря на то, что это была случайная и импровизированная запись. Хочу вам напомнить, что по роду своей профессии я никогда ни к одной записи не отношусь беспечно. Ведь я продюсер. Поэтому я установил два своих лучших микрофона: один на голос, а другой на гитару. Гитара была моя. Это была единственная гитара в моём доме: классическая гитара с нейлоновыми струнами. Он взял её в углу комнаты, сел и наиграл эту плёнку. Если бы у него была с собой электрическая гитара, то запись вышла бы иной. Я скоммутировал микрофоны себе на наушники, и он наиграл весь материал практически без перерывов. Хотя, пожалуй, один раз нам всё–таки пришлось остановить плёнку где–то посередине, чтобы он мог вспомнить какой–то забытый им момент. Он был раскован и совершенно естественен; он был совсем не таким, каким он бывал в обстановке студии, где он одевался специально для записи. В моей комнате он был более спонтанен, более дружелюбен. В этот день для него было важнее всего продемонстрировать мне эту музыку.

Я не слишком–то хорошо знаком с сюжетом. Я знаю лишь то, что он основан на тех же легендах, что использованы Токиным: о крайне древних, доисторических временах. Марк свято верил в кельтские легенды и тому подобные вещи. Я не знаком со всем сюжетом, возможно, он так и остался незаконченным, но в принципе, речь идёт о борьбе добра и зла; белых сил с чёрными силами, и в нём масса мифических созданий, придуманных Марком, вроде Дворнов и Литонов. Это крайне смахивает на Токина. Но повествовательная часть в запись не вошла. Он не стал её записывать. Возможно, он хотел, чтобы её зачитал Джон Пил. Он определённо думал об этом, он хотел пригласить кого–нибудь вроде Джоффри Бейлдона, актёра, игравшего на телевидении кота Уизелла. Он хотел кого–нибудь, кто мог бы зачитать повествование со средне–английским выговором.

Я думал о том, что Марк сделал демонстрационную запись, и о том, что я могу с ней сделать, о том, что можно на неё наложить. Я хотел сделать черновой проект. Марк сделал бы свой, а я свой. Я не хотел ничего делать без него. Я хотел сесть и обсудить с ним длинные инструментальные пассажи, но у меня было мало времени. Я пришёл к Дэвиду Платцу, и чтобы должным образом окончить эту работу, у меня не было ни времени, ни денег. В то время и у Марка не хватало материала на две стороны, чтобы выпустить эту запись в виде альбома. Музыки было всего минут на пятнадцать.

Итак, у меня было искушение использовать Стива Кюри, Билли Леднеджа и Микки Финна [изначальных участников ТиРэк], но у меня было всего три дня: день на наложение барабанов, день на наложение инструментов и день на микширование. Поэтому я обратился к моему приятелю Энди Дункану, профессиональному барабанщику, умеющему играть с листа. Я усадил его за барабаны, поставил перед ним пюпитр с нотами, и, будучи профессионалом, он справился со своей работой за четыре часа: он играл на том–томах, бонгах, конгах, колокольчиках и на всём остальном. Он очень гибкий музыкант. Басовые партии наиграл я сам. Я играл на бас–гитаре и на ранних записях ТиРэкс, так что это была не просто экономия времени. У меня было искушение наложить кое–где и лидер–гитару, но я решил, что это будет крайне несправедливо. Это должен был сделать сам Марк. В этом он был очень силён.

Таким образом, от лидер–гитары я вообще отказался. Впрочем, пожалуй, я наиграл короткий рифф в конце We Are The Dworns, Марк сыграл, всего два такта этого риффа, так что я доиграл всё остальное. Я вывел этот рифф в его дальнейшее повествование. Кроме того, я наложил продольные флейты, Марку нравились продольные флейты и то, что я умею на них играть, поэтому я играл на них на всех сорокапятках и альбомах ТиРэкс. И клавишные. Ha The Children Of Rarn я играл на меллотроне.

В качестве струнных я использовал сдвоенный смычковый квартет. Если бы смычковых было бы больше, то было бы

чересчур. Они бы перегрузили изначальную запись Марка, потому что обычно он применял дабл–трэк на голос, а гитар накладывал по три–четыре. Как я уже говорил, я не хотел использовать на альбоме лидер–гитару, так что восемь смычковых, на мой взгляд, придали записи должный баланс. Помнится, я с самого начала пытался свести воедино и звук Тираннозавра Рэкс и звук ТиРэкс.

Я хотел использовать и их ранний звук, и более позднее их звучание. Уверен, что Марк хотел бы именно того же: в некоторых местах акустическое звучание, мягкое и очень нежное, каким оно было в ранние дни, а в других местах звук должен быть чрезмерно тяжёлым, с сотней наложенных электрических гитар. Но до крайности я дело не довёл, учитывая характер материала, с которым мне пришлось работать.

В We Are The Dworns мы использовали следующий приём: я пропустил акустическую гитару через усилитель и фузз. Гитара стала звучать по электронному и искажённо. Для нейлоновых струн звук был потрясающим. Это было всё, что я смог сделать, поскольку вместе с гитарой был записан и голос Марка, а я не хотел, чтобы и голос стал искажённым. С гитарного трека искажения просачивались на голосовой, но я свёл их к минимуму.

Единственный спор, который произошёл у нас с Марком на эту тему, я завёл потому, что если он хотел, чтобы всё это звучало впечатляюще, то мы должны были сесть и поработать достаточно серьёзно: то есть, подумать о музыкальном уровне. Немного разнообразить тональности. Марк знал примерно семь аккордов и таким образом, мог играть лишь в трёх тональностях, чего явно недостаточно ни для симфонической, ни для любой другой крупной работы. Необходимы модуляции; и для того, чтобы создать должное настроение, нужно, чтобы одна тональность переходила в другую. Марк это понимал, но он не знал, как этого добиться. Когда я делал для него оркестровки, он не давал мне размахнуться; мне приходилось писать только простые аранжировки.

Думаю, что он так и не сделал ничего с The Children Of Rarn потому, что испугался. Он знал, что потребуется серьёзная работа, а он большую часть энергии тратил, чтобы эксплуатировать журналистов. Он лез из кожи вон, чтобы его фотографии появлялись в газетах каждый день, он давал бесчисленные интервью, снимал ТВ-шоу и так далее. Он мечтал стать величайшей британской звездой всех времён. Он хотел превзойти Beatles, и, к сожалению, в пользу карьеры пожертвовал музыкой. То есть, я хочу сказать, пока он не получил две успешные сорокапятки, он занимался исключительно музыкой, а после, его интересовало лишь, как мило каждую неделю в газетах видеть свои фотографии. Так что, на мой взгляд, он побоялся всерьёз взяться за это.