Тед Дикс - Марк Болан

Успех Ride А White Swan почти мгновенно укрепил его позиции, и в дальнейшем его карьера развивалась лучше всяких ожиданий.

Когда к нему пришла слава, Марк действительно начал страдать избытком самомнения. И он был готов первым как признать это, так и отрицать это. В начале этого года в процессе подготовки статьи из очередной серии ММ мы с Марком просидели больше трёх часов, разговаривая о великих рок–певцах. Я обратился именно к Марку потому, что эта тема была близка ему, как старому любителю всего рок–бизнеса. А кроме того, Марк всегда был мечтой любого репортёра благодаря всем своим вечным шуткам, афоризмам и отличному пониманию того, что от него хочет журналист.

Но на этот раз Марк признал, что был период, когда он «хватил через край». Он сказал:

— Я стал немного монстром, и это мне совсем не нравилось.

Если Марк кого–то и критиковал, то, как правило, объектом этой критики был он сам. Я знал Марка двенадцать лет — с 1968 года — и за всё это время я не помню, чтобы он отзывался о ком–нибудь мстительно или обидно, несмотря на то, что его самого ругали, критиковали и делали объектом большого количества насмешек, чем кого бы то ни было из рок–музыкантов.

В бизнесе он умел быть жестоким, он умел своевременно принимать полезные для себя решения, он умел обрывать ненужные связи, но у него никогда не было злобных намерении.

Критика могла его расстроить, несмотря на то, что внешнее его эго оставалось к ней невосприимчивым. Он говорил мне о своих рок–героях, с которыми он хотел бы познакомиться и поговорить:

— Но мне всегда казалось, что они принимают меня за маленького грубияна.

И он очень огорчался, когда люди говорили, что все его пластинки «похожи одна на другую». Хотя Болан обладал, шокирующей привычкой говорить о себе в манере Боба Дилана, ему нравилось звучание его слов, и даже если некоторые из них оказывались бессмыслицей, то, по сути дела, такой же чепухой было большинство самых популярных текстов песен Дилана.

Что касается Марка, основой его музыкального стиля стали звуки и чувство слов, сплетённые с самыми коммерческими и классическими поп–риффами и ритмами. И сам он к своему стилю относился крайне серьёзно. Пожалуй, больше всего его расстраивало то, что немногие были готовы воспринимать его музыку так, как этого хотелось ему.

Но, тем не менее, Марк записал ряд классических сорокапяток и несколько прекрасных альбомов.

Он написал множество песен ещё до Деборы, которую в 1968 году он с Тираннозаурус Рэкс выпустил на фирме Ригал Зонофон.

Одной из первых песен Болана, услышанных мною, была Чародей, выпущенная на сорокапятке фирмы Декка, и эта пластинка до сих пор хранится в моей коллекции.

Марк утверждал, что он некоторое время прожил во Франции с магом, который и вдохновил его на написание этой песни. Чародей обладает странным, почти неземным ароматом, и поклонники Болана до сих пор считают её одной из его самых важных записей.

Когда я познакомился с Марком, он по привычке носил старый школьный блейзер в красную полоску, а его волосы уже тогда были копной вьющихся кудрей. Но в то время он был одиноким электрическим воином, бедствующим в ожидании помощи.

Помощь пришла со стороны его подруги Джун Чайлд, на которой он в последствие женился и со стороны диск–жокея Джона Пила, которому Марк посылал свои первые демонстрационные записи.

Джун с Марком жили в крохотной чердачной квартире в Ноттинг—Хилле, где Джун делала для своих друзей бумажные абажуры, а Марк рисовал Рождественские открытки. Вся эта игра называлась «само–обеспечение» и «независимость». Они не пили, не курили, были вегетарианцами и олицетворяли собой движение цветочных детей.

Напряжения и стрессы, связанные с успехом электрического ТиРэкса, разрушили этот образ жизни и эти взаимоотношения, и, в конце концов, привели Марка и Джун к разводу. Но в те годы они были великолепной парой: Джун помогала Марку превращать полёты его фантазии в твёрдую реальность.

Тираннозаурус Рэкс со Стивом Перегрином Туком на бонгах существовал на минимум средств: их инструменты были куплены у Вулворта, накладные расходы были минимальными, а в то же время Pink Floyd и Cream уже начинали превращать рок в гораздо более сложный процесс, чем тот, каким он был до тех пор.

Имидж Тираннозуарус Рэкс был прост: Марк по–турецки сидел на полу и пел, а Стив стучал на своих бонгах и по глиняным горжам. Они были почти фолковой группой и часто выступали на больших фестивалях на открытом воздухе, столь частых в эру хиппи.

И всё–таки, как говорил один из старых приятелей Болана, все эти акустические дела были навязаны Болану жёсткими обстоятельствами. К тому он уже успел вкусить радости электричества, поиграв с Детьми Джона, кемповой, забавной, неистовой и более чем странной группой, в исполнении, которой стала боевиком его песня Дездемона.

Вокалистом Детей Джона был Энди Эллисон, сейчас он возглавляет Радио Звёзды. Он работал с Марком в 1967 году. О тех временах он вспоминает так:

— Я редко встречался с ним со времён Детей Джона, но мне

всегда хотелось посидеть и поговорить с ним. Помню, как ходил к нему в гости в дом его родителей в Уимблдоне. Этот дом стоял рядом со стадионом, он был похож на коробку. Кажется, это был крупноблочный дом. Марк готовил грибы, и мы репетировали и писали песни.

Во время гастролей, когда все бывали возбуждены и крикливы, он оставался очень спокойным и всё время писал песни, вереницы слов на клочках бумаги.

Все песни с его первого альбома My People Were Fair были изначально написаны для Детей Джона. Кроме того, он был нашим лидер–гитаристом. Играл он просто, но мощно, и этот стиль превосходно подходил группе.

Однажды он сделал из фольги экран и установил его у усилителя, чтобы тот отражал фидбэк. В то время он страшно торчал на Джими Хендриксе и любил играть на электрической гитаре. Я не знаю, почему, основав Тираннозрурус Рэкс, он вернулся к акустике. Вероятно потому, что покинув нашу группу, он остался без аппаратуры.

Вся она осталась у Трэк–Рекордс, а у него сохранилась лишь акустическая гитара со сломанным грифом, на которой он играл уже два года. Но он привык к ней, а кроме того, людям это начало нравиться, поэтому он долго не мог бросить свои акустические дела.

Когда он ушёл от нас, он хотел создать большую электрическую группу, но не смог подобрать музыкантов, и поэтому он начал гастролировать с Джоном Пилом и со своей акустической гитарой.

Помню, как мы с Детьми Джона играли в Александра Палас [Северный Лондон] на фестивале Техниколор Дрим. Марк положил гитару себе на голову и оставил её заведённой на все оставшиеся двадцать минут нашей игры. Не знаю, как ему удалось оставаться всё это время спокойным. А я это время носился по сцене, орал и разбрасывал по воздуху перья, а наш барабанщик Крис разбивал свою установку. Как это выглядело? Бесподобно! Публика полностью охреневала, а в это время в противоположном конце зала играла другая группа, так что, наверное, всё это звучало очень странно. Позже я видел часть этого шоу по ТВ, и всё, что можно было разглядеть на экране, это летающие перья.