Тед Дикс - Марк Болан

Эрик Холл: Я не знаю никого, кому бы он не нравился.

Мик О’Холлорэн:

— Я пришел насчёт работы, — сказал я.

— О, входи, — ответил он. — А я думал, что ты — таксист.

— Нет, я пришёл узнать, — сказал я, — не требуются ли вам роуди.

Мы разговорились, и он угостил меня чашкой кофе. И в процессе разговора я понял, что это Марк Болан.

Джун Болан: Я жила его жизнью и хотя я получила лучшее, чем он образование и имела больший словарный запас — понимаете, что я имею в виду, — я хочу сказать, что я занималась всем бизнесом, налогами, тем, сем и всем прочим, потому что в нём напрочь отсутствовал практицизм. Но он был моим полным творческим мировоззрением. Я часами слушала, как он играет, смотрела, как он сочиняет, печатала все его тексты.

Марк Болан, ноябрь 1972: Случилось так, что я понемногу стал сокращать тексты. Вы можете обнаружить, что так поступает большинство поэтов. После пары лет написания «цветочной» поэзии — я не хочу сказать, что она плоха, но она не слишком подходит для рок–н–ролла — то, что я пишу сейчас, это просто уличная поэзия. Я пишу рассказы, которые, на самом деле, возможно, похожи на старые песни, но я хотел, чтобы их оценило максимально возможное количество людей, и мне показалось, что песни нужно писать по–новому.

Тони Висконти: Джун умела с ним говорить. Она могла заставить себя слушать.

Даная Брук, Ивнинг Ньюс: «Она независима, энергична, творчески практична. Именно её динамизм в сочетании с музыкальностью Марка и его способностями к сочинительству дал ему возможность достичь того, чего он жаждал больше всего — славы. Но именно слава в конечном итоге разрушила его эмоциональную безопасность, его творческий выход, его внешность и, возможно, в конечном итоге, его жизнь.»

Б. П. Фоллон: Прежде всего, это было удивительное приключение.

Мик О’Холлорэн: Казалось, что куда бы мы ни шли, слава шла за нами.

Б. П. Фоллон: У них была игра в Ноттингеме, и она прошла очень успешно. Именно с неё начался рок–н–ролльный прилив, и Боли начал превращаться в рок–н–ролльную икону. Мы обсуждали это после игры. Это было необъяснимое чувство.

Мик О’Холлорэн: Они слушали его даже когда он просто сидел и говорил; он любил с ними поговорить. Не знаю, то ли он их гипнотизировал, то ли что ещё, но он сидел по–турецки и он мог держать аудиторию в руках минут по десять, а то и больше, не играя при этом вообще. С того момента, как он выходил на сцену, ему очень редко приходилось специально успокаивать публику.

Б. П. Фоллон: Необходимо пояснить, что он всегда был силён на сцене, даже до того, как у него появились успешные сорокапятки. Он всегда привлекал много зрителей… Он излучал невероятную безвременность.

Мик O’Холлорэн: В Марке важно было то, что он любил всех, он просто вообще любил людей.

Марк Болан в интервью Дэвиду Нейллу, Рекорд Уикли: Если вы найдёте время поговорить с людьми с улицы, то вы поймёте, что, в принципе, они милые люди. Но обычно никто себя этим не утруждает.

Б. П. Фоллон: Выступать на Top of The Pops в первый раз достаточно стрёмно. Знаете, чем вы менее известны, тем раньше вам нужно там быть. Мы туда приехали, и они страшно удивились, что мы не — ну, не разгуливаем повсюду, не суём носы во все дырки — просто присутствуем. Нас не пустили в бар Би–Би–Си, и мы сидели снаружи на полу в ожидании волшебного приглашения посетить священную обитель, этот чёртов бар Би—Би-Си. Боли сказал:

— Чего они от нас ожидают? Того, что мы будем пить росу из лепестков роз?

Джун Болан: Когда мы впервые поехали в Америку (Марк, Стив, и я), их агентом и нанимателем был Стив О’Рурк; сейчас он менеджер Pink Floyd. Стив Тук тогда сильно торчал на LCD. Не то чтобы он им баловался. Он принимал его по два–три раза в день. На сцене он превратился в растение — представляете, в маленьком клубе, человек на сто, он вдруг начал на сцене раздеваться и стегать себя ремнями и т. д. Это было лет десять назад. Это было нелепо. Когда на сцене всего два человека, гитарист и перкуссионист, нельзя, чтобы перкуссионист переставал играть на бонгах, и гитарист оставался один со своей акустической гитарой. Электрической гитары тогда ещё не было. Мы расстались со Стивом в Америке. Мы его оставили. Он познакомился там с какой–то цыпой и сказал, что не намерен возвращаться домой, на что мы ответили ему, что, мол, пусть он убирается на все четыре стороны. Мы вернулись в Англию, не представляя себе, что нам делать.

Мик О’Холлорэн: Они отыграли в нескольких нью–йоркских андеграундных клубах, и, я думаю, по тем временам, довольно успешно. Но во второй раз они туда не поехали. По ряду причин они от этого отказались. Я думаю, что Марк надеялся на, то, что перед тем, как предпринять вторую попытку у него будет успешная сорокапятка. Он увидел, что такое Штаты, и я думаю, что именно этого он и ждал — успеха.

Джун Болан: Однажды мы сидели в пивной — думаю, что это было в Рёбак на Кингс–роуд — и кто–то, убейте, не помню кто, сказал, что у него есть друг–оформитель, который хорошо играет на бонгах. Им оказался Микки Финн. Выглядел он очень необычно: он был красив, очень красив. Марку был нужен кто–нибудь, кто мог бы петь, поскольку Стив делал хорошую подпевку. Микки не мог взять правильно ни одной ноты, но он прекрасно смотрелся и прилично играл на бонгах.

Мик О’Холлорэн: Меня представили парню по имени Микки. Я, будучи слегка наивным, ничего не знал о ситуации в мире андеграунда. Они мне кое–то объяснили:

— В группе всего два человека, и Микки играет на перкуссии: всего несколько бонгов, колокольчики и т. п.

Джун Болан: Они начали работать вместе, и тогда–то и появились ТиРэкс — Микки и Марк. Они были так красивы. Все фотографы от них с ума сходили.

Микки Финн: С ним было здорово работать, очень здорово! Мы подошли друг другу и стали играть вместе. Это было, как — Ух!

Мик О’Холлорэн: У них вышел альбом «Борода из звёзд», на мой взгляд, прекрасная пластинка. Он записан просто, но там присутствуют красивые эффекты, и на большинстве инструментов играл он сам.

Газета Сан, 18 мая 1970 года: «Человек с волшебством на уме. «Борода из звёзд» — последний альбом одарённого богатым воображением дуэта Тираннозаурус Рэкс, содержит в себе «знания из книг Агадинмара». Он посвящён «Жрецам Мира, Всем Пастухам, Богам Лошадей и Моему Вассалу Имперских Знаний — Королю Грохочущих Копий».