Михаил Рыклин - Обреченный Икар. Красный Октябрь в семейной перспективе

В книге Арифа Сафарова (автора полудокументальных-полудетективных романов о чекистах) «Фальшивые червонцы» утверждается: «Случилось так, что наиболее ощутимый вклад в решение общей задачи внес молодой сотрудник контрразведки Сергей Павлович Цаплин, всего лишь второй год служивший на Гороховой в скромной должности практиканта» [174].

В чем его вклад состоял, не уточняется (из соображений секретности, конечно, поэтому же и фамилия изменена).

17 января 1929 года в Ленинграде, в помещении Академической капеллы начался процесс над монархистами-фальшивомонетчиками. Он продолжался пять дней. Сергей Чаплин сидел в зале где-то в задних рядах, среди публики.

Фактическая сторона дела в советской версии подчинена идеологической, вычленить одну из другой непросто. Однако кое-какие факты, касающиеся этого действительно очень темного дела, все-таки известны.

Мысль подорвать советскую власть с помощью фальшивых червонцев зародилась в 1926 году в головах двух грузинских эмигрантов, Шалвы Карумидзе и Василия Садатирашвили, ранее судимых за подделку царских денежных знаков. Они поделились этой идеей с британским предпринимателем, сэром Генри Детердингом, владельцем акций «Ройал датч шелл», потерявшим – вместе с братьями Нобель и другими – огромные деньги из-за национализации каспийской нефти. «Суть идеи Карумидзе заключалась в том, чтобы, выбросив на российский черный рынок фальшивые червонцы, парализовать экономику молодого государства…» [175]Степень защиты новых советских денег была минимальной, особенно легко было подделать банкноту в один червонец, имевшую изображение лишь на одной стороне листа. Политической целью грузин являлось, ни больше, ни меньше, как отделение Грузии от СССР. Кроме Детердинга аферу грузинских патриотов какое-то время поддерживал генерал Макс Гофман, возглавлявший немецкую делегацию на знаменитых переговорах c Троцким в Брест-Литовске в 1918 году.

«Слухи о широкомасштабном антибольшевистском заговоре повергли политический Берлин в состояние паники», – писала в статье «Der Stein des Anscheins» в журнале «Шпигель» журналист Иоханна Лутерот [176].

В конечном счете расчетливый магнат Детердинг вышел из игры. «[План. – М.Р. ] показался ему слишком дорогим, а риск слишком большим – к великому сожалению генерала Гофмана, чьи стратегические разработки оказались невостребованными.

После этого Карумидзе решил заниматься изготовлением фальшивых денег в одиночку. Детердинг и Гофман вышли из игры» [177].

Но слухи о походе генерала Гофмана на Москву не утихали. «4 февраля 1930 года “Фоссише цайтунг” опубликовала план похода Гофмана на Москву» [178].

В конечном счете после настойчивых протестов советского посла в Берлине Николая Крестинского немецкий суд приговорил грузинских фальшивомонетчиков к небольшим срокам тюремного заключения.

На этом заканчивается немецкая, но не советская версия дела о фальшивых червонцах.

Потерпев неудачу с Детердингом и Гофманом, предприимчивые грузины обратились к белым офицерам Арвиду фон Сиверсу и Петеру фон Глазенапу, связанным с претендентом на российский престол, великим князем Кириллом Владимировичем. В результате в СССР с фальшивыми купюрами засылается литовец, ротмистр Альберт Шиллер [179]. Он переходит границу и направляется в Ленинград к своему сослуживцу Андрею Гайеру; на следующий день в квартире Гайера появляются еще два однополчанина, Федоров и Карштанов. Все трое жалуются на житейские трудности, притеснения, чинимые советскими чиновниками и милицией.

Попытка Федорова разменять червонцы проваливается; он просит заняться этим своего дальнего родственника Биткина. Но и тот нарывается с поддельными деньгами на бдительного связиста Сепалова, который сомневается в их подлинности (слишком толстая и грубая бумага) и относит подозрительные червонцы в банк. Через арестованного Биткина ленинградские чекисты выходят на Федорова и Карштанова, потом арестовывают и Шиллера, от которого узнают о происхождении червонцев.

Все эти провалы наводят на мысль, что Шиллер и его подельники изначально (скорее всего, благодаря информации от упомянутого агента ГПУ Алексея Хомутова) находились под чекистским колпаком.

Скорее всего, роль практиканта Сергея Чаплина заключалась в выслеживании и задержании кого-то из названных курьеров. После этого он был досрочно переведен из практикантов в сотрудники КРО ОГПУ ЛО.

Чем он занимался с 1929-го по 1933 год, возможно, станет известным, когда откроются архивы ОГПУ – НКВД; пока они недоступны.

С мая 1933-го по декабрь 1935 года Сергей Чаплин работает под дипломатическим прикрытием (под фамилией Борисов) за границей в резидентуре НКВД сначала в Финляндии, затем в Эстонии. Живет с женой и двумя детьми в Хельсинки и в Ревеле.

«В кадрах советской разведки это были лейтенант госбезопасности Чаплин и его жена Чаплина (Левинтова)» [180].

Своим учителем мой дед считал советского разведчика Григория Сергеевича Сыроежкина, одного из активных участников операции «Синдикат-2», направленной против подпольного эмигрантского «Союза защиты Родины и свободы». В рамках этой операции был арестован ее лидер, известный террорист, писатель Борис Савинков. Сыроежкин допрашивал Савинкова, когда тот выбросился из окна; он, если верить легенде, пытался схватить заключенного за ногу, но из-за повреждения руки не смог его удержать. В 1925 году он принял участие в захвате английского разведчика Сиднея Рейли. Один из знавших его чекистов рассказывал, что в оперативной работе Сыроежник «находил полное удовлетворение своим наклонностям. Он был сообразительным, быстрым в движениях, физически сильным. Ему, видимо, импонировало то, что результаты оперативной работы получались тут же, сразу, и полностью зависели от того, как он построит и приведет в исполнение задуманный им оперативный план» [181]. Он боролся с противниками советской власти в Польше, Белоруссии, Бурятии, на Кавказе и даже в Якутии, награждался орденами, почетными подарками, оружием, дослужился до звания майора госбезопасности (что по тем временам соответствовало армейскому званию генерал-майора).

В начале тридцатых годов Сыроежкин установил контакт с руководителем Кронштадтского восстания Степаном Петриченко, бежавшим после поражения мятежа в Финляндию, и узнал от него, что на советско-финской границе финнами ведется масштабное военное строительство [182]. В 1933 году Сыроежкина переводят в Ленинград, где он работает до 1936 года, часто выезжая в командировки в Скандинавские страны, в том числе в Финляндию. Чаплин, скорее всего (это, впрочем, всего лишь гипотеза и семейное предание), работал там под его руководством, собирая материалы о военном строительстве.