Александр Васильев - Фамильные ценности. Книга обретенных мемуаров

– Приходите, пожалуйста, завтра, – вежливо сказал я. – Сегодня музей не работает.

Нежданная гостья огорчилась и на ломаном русском языке произнесла:

– Как жалко, я скоро улетаю во Францию…

– Во Францию?! – оживился я. – Вы-то мне как раз и нужны! Как вас зовут?

– Мари-Лор.

– Чем вы занимаетесь в Москве?

– Изучаю русский язык в университете.

– Скажите, Мари-Лор, а есть ли у вас подруги-француженки?

– Есть, и много!

– Дайте тогда ваш телефончик.

На следующий день я встретился с Мари-Лор и ее подругами. Я был стройным, обаятельным, модно одетым и состоятельным юношей. Молодым француженкам было приятно познакомиться с русским, который мог достать билеты в Большой театр, пригласить в ресторан, прокатить в такси, с которым можно было посмеяться и поговорить по-французски. К тому времени я с максимальной интенсивностью посещал курсы французского языка с погружением в языковую среду. С самого первого занятия мы говорили только по-французски, разыгрывали бытовые примитивные сценки на тему “встреча в магазине” или “встреча в поезде”. Помнится, для меня стало откровением, что многие слова, которые мы ежедневно употребляем, пришли из французского языка: пиджак, жакет, жилет, этаж, суп, маршрут, аэропорт, колье, макияж, лампа, панталоны… и масса других. Кстати, вместе со мной эти курсы посещала и Людмила Черновская, и знаменитый композитор Александр Зацепин, также готовившийся уехать во Францию.

Своих новых французских приятельниц я приглашал к себе домой, показывал коллекцию старинных костюмов – она была небольшая, но уже существовала. Девушки примеряли наряды и фотографировались, а я изображал старинного фотографа со штативом. Каждая из них была по-своему хороша. Но больше всего мне симпатизировала Анна Мишелина Жанна Бодимон. Милейшее и очень привлекательное создание, она изучала в МГУ русский язык.

У нас с Анной были честные отношения. В костюмерной Школы-студии МХАТ, сидя на мешке со старинной обувью из спектакля “Пиквикский клуб”, я сказал:

– Анна, выходи за меня замуж, увези меня с собой во Францию.

– Хорошо, я тебе помогу, – ответила Анна. – Таким людям, как ты, здесь нет места. А во Франции ты можешь расцвести и кем-то стать…

Общение с иностранками не прошло мимо всевидящего ока КГБ. За мной начали шпионить. Собственно, выслеживал меня все время один и тот же молодой человек весьма приметной, я бы сказал, кавказской наружности, который неоднократно попадался мне на глаза то в метро, то на улице. Звонок из органов не заставил себя ждать. Мне была назначена встреча на нейтральной территории, а именно перед зданием ТАСС на Тверском бульваре.

– Как я вас узнаю? – спросил я, стараясь заставить свой голос не дрожать.

– Не волнуйтесь, я сам вас узнаю.

Конечно же, это оказался тот самый человек, который всюду таскался за нашей французской компанией. Он развернул перед моим носом корочки Комитета государственной безопасности и тут же снова спрятал их в нагрудный карман. Я мельком увидел печать и блеклое фото, но не успел различить ни единого слова. Фамилию он не сказал, представился Давидом.

– В записной книжке одного испанского дипломата мы нашли номер вашего телефона, – сообщил мой топтун. – Нам известно, что этот испанец является членом франкистской фашистской организации.

В гостях у английского журналиста и переводчика Питера Темпеста, с детьми которого, Джейн и Ричардом, я дружил, так как мы учились в одной школе, мне действительно довелось познакомиться с каким-то испанцем. Вообще, компании в этом доме собирались интернациональные и я раздавал свой телефон налево и направо, не видя в этом ничего предосудительного. Но нужно было что-то отвечать.

– Послушайте, я видел-то его от силы семь минут. Никаких разговоров о политике мы не вели, и я не могу знать, в какой организации он состоит. А в чем, собственно, дело?

– Мы бы хотели, чтобы вы с ним почаще встречались.

– Некогда мне с ним встречаться, у меня преддипломная практика, – попытался выкрутиться я.

– Но это дело государственной важности.

– А отметки кто будет мне ставить в диплом?

– Мы все организуем!

– Знаете, я предпочитаю жить своим трудом. Дайте мне подумать и позвоните через месяц.

Ровно через месяц в квартире раздался звонок, за которым последовал вопрос:

– Ну, что вы решили?

– У меня дипломный экзамен, совсем нет времени с вами говорить! – выпалил я и положил трубку.

Прошло время, прежде чем мне опять позвонили. Мы снова условились о встрече. На этот раз мой соглядатай подъехал на “жигулях” и предложил прокатиться вокруг Манежной площади. В машине он спросил:

– Каково ваше решение?

– Знаете, я совершенно не умею держать язык за зубами. Я такой болтун, что не справлюсь с этой работой и обязательно выдам себя, поэтому решил вам отказать.

– Вы не боитесь, что у ваших родителей могут возникнуть из-за вас проблемы по службе? – попытался напугать меня он.

– Это шантаж!

– А того, что ваши планы жениться на француженке будут нарушены, вы тоже не боитесь?

– Воля ваша, – ответил я. – Но сотрудничать с вами я не стану.

Конечно, мне стали чинить препоны. Когда я подавал в загс необходимые документы, мне без конца указывали на ошибки, которые затягивали весь процесс. То подпись не та, то фамилия переведена неверно… Продолжаться эта волокита могла бесконечно. И я решил пойти другим путем. Я располагал некоторой суммой франков, на что как жених француженки имел законное право, и с ними я бегал в валютный магазин “Березка”, куда пускали только иностранцев. На входе я предъявлял проездной парижского метро – оранжевую карточку, на которую наклеил свою фотографию. В “Березке”, как, впрочем, и в других местах, мою липовую ксиву без тени сомнения принимали за удостоверение личности. Еще бы, ведь одет я был всегда с иголочки и вполне сносно изъяснялся на французском языке… Я покупал, например, духи Chanel и относил их в бюро переводов.

– Что вы, не надо, – говорили мне.

А я отвечал:

– Надо, потому что перевод документов мне необходим завтра.

За взятки советская чиновничья машина работала как отлаженный механизм. Она и сейчас так работает.

В конце концов нас с Анной расписали в Грибоедовском загсе. Потом был ужин в ресторане “Самарканд” на Неглинке. На свадьбу приехала вся семья Анны: мама – прокурор, папа – фабрикант и тетя, владелица старинного винодельческого хозяйства в Бордо. А с ними и две Аннины закадычные подруги – англичанка и немка. После регистрации брака Анна уехала во Францию и вскоре прислала мне приглашение.

Но меня еще год и два месяца не выпускали из страны. Сначала я подал документы на летнюю туристическую поездку во Францию, но сразу же получил отказ с формулировкой “нецелесообразно” и разрешением подавать новое заявление не раньше, чем через год. Об этом мне сообщила сотрудница ОВИРа, авторитарная и полная товарищ Баймасова. Но я опять пошел окольными путями – стал заводить знакомства в соответствующих кругах, дарил всем тетушкам из ОВИРа духи Climat и Fidji. Одна из них, большая любительница французских духов и павловопосадских шалей, однажды бросила мне мимоходом и полушепотом: