Юрий Фельштинский - Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время

Во время одной из вылазок Эрика на морское побережье с кистями и акварельными красками на него обратила внимание супружеская пара Фрэнсис и Мейбел Фирц. Фрэнсис был крупным предпринимателем в сталелитейной промышленности, его супруга увлекалась литературой, обладала хорошим вкусом, легко заводила знакомства в творческих кругах и среди издателей, покровительствовала начинающим авторам. Эрик ей понравился, она прочитала некоторые его рукописи, порекомендовала перебраться в Лондон и пообещала ему протекцию в художественном мире 177 177 George Orwell Archive. 1/3. Copies from BBC Archives. Mabel Fierz Interview. 1970. . Через непродолжительное время она познакомила Блэра с издателем Максом Плауманом и литературным агентом Леонардом Муром, контакты и связи с которыми послужили толчком к превращению Блэра из робкого начинающего автора в активно публикующегося известного писателя, все более уверенного в своих силах, хотя и сохраняющего повышенную самокритичность.

Эрик решил перебраться в столицу, с полным основанием полагая, что именно там он сможет и набраться нового жизненного опыта, необходимого для литературного творчества, и установить связи с писательскими кругами, с редакциями газет и журналов. Ранней осенью, еще до получения ответа из Индии, он написал письмо Рут Питтер, знакомой своей старшей сестры, которая жила в Лондоне, занималась декоративным оформлением мебели и другой домашней утвари и писала стихи (к этому времени ей удалось выпустить уже два сборника), с просьбой найти ему недорогую комнату. Оказалось, что таковая имеется в доме по соседству с работой Рут. После уведомления об отставке Эрик перебрался в столицу и поселился на тихой улице Портобелло в крохотной комнатке без отопления, которую сдавала высокомерная дама по фамилии Крейг.

Рут была старше Эрика на несколько лет, но похоже, что почти сразу же у них начался роман. Эрик признался Рут вскоре после переезда, что, когда он ее увидел, первой его мыслью была: «Интересно, легко ли овладеть этой девушкой» 178 178 George Orwell Archive. 1/3. Copies form BBC Archives. Ruth Pitter Personal Memoirs of George Orwell. 1956. Jan. 3. . В остальном быт оказался нелегким. В комнате было очень холодно. Прежде чем сесть за стол, чтобы пытаться что-то писать, Эрик должен был отогревать руки свечкой. Как-то он признался в этом Рут, и она достала для Эрика какую-то старую газовую печку. Стало намного теплее, сразу же улучшилось настроение и повысилась работоспособность. (Роман с Рут оказался недолгим, но друзьями они остались на многие годы.)

Намерение писать книги не означало, что это «неопределенное желание» может быть легко реализовано. Ранние опусы Эрика были откровенно слабыми. Он с немалой опаской садился за стол и вначале писал коряво и малоинтересно. Однако постепенно мастерство совершенствовалось, создавались более интересные фрагменты, главным образом публицистического характера. Рут Питтер, видимо все-таки преувеличивая недостатки ранних произведений Эрика, написанных по возвращении из Бирмы, вспоминала: «Он писал так плохо, что ему надо было учиться писать... Мы часто смеялись и даже плакали над отрывками, которые он нам показывал» 179 179 George Orwell Archive. 1/3. Copies form BBC Archives. Ruth Pitter Personal Memoirs of George Orwell. 1956. Jan. 3. .

Блэр буквально метался, стремясь найти себе занятие по душе, кроме писательского труда, которым просто не мог не заниматься, но к которому относился крайне скептически, подчас оценивая себя как графомана. И хотя негативные самооценки с годами смягчились, они полностью не исчезли до конца его дней. Передавая очередную новую вещь, прежде всего крупные произведения (романы, обширные очерки) литературному агенту или издателю, Эрик почти всегда впадал в панику, ожидая негативной реакции.

Испытывая чувство неудовлетворенности, наивно стремясь своим творчеством переделать мир, Эрик Блэр все острее понимал крайнюю недостаточность бирманского опыта и стремился восполнить его новыми жизненными впечатлениями. Через полтора десятилетия в автобиографическом очерке для американского издания Оруэлл так суммировал свой жизненный опыт в первые годы после возвращения из Бирмы:

«Когда я возвратился в Европу, я жил около полутора лет в Париже, создавая романы и рассказы, которые никто не публиковал. Когда у меня кончились деньги, я на несколько лет оказался в состоянии действительно глубокой бедности, во время которой я был, помимо всего другого, мойщиком посуды, частным воспитателем и учителем в дешевых частных школах» 180 180 Orwell G. The Collected Essays, Journalism and Letters. Vol. 2. P. 23-24. .

Конспективно это было в основном правильно, но некоторые стороны жизни этих лет упомянуты не были, а об остальных было сказано настолько отвлеченно, что передать подлинный характер переживаний молодого писателя эти строки были не в состоянии. Пессимистическое, подчас депрессивное состояние Эрика связано было и с недавним бирманским опытом, и с тем, что, как он полагал, его первые литературные сочинения - прозаические и стихотворные - были крайне неудачными. Личная жизнь тоже не складывалась.

Раздумывая в первые недели жизни в Лондоне о том, где именно можно пополнить свои впечатления и знания о быте низов, набраться жизненного опыта, необходимого для творчества, Эрик вспомнил прочитанную в Бирме книгу Джека Лондона о его путешествиях по Ист-Энду - району лондонской бедноты. Блэр решил последовать примеру американского писателя, усовершенствовав «методику» знакомства с теми, кто там обитал. Если Джек Лондон являлся в Ист-Энд, не скрывая, кем был, демонстрируя, что он, оставаясь выходцем из зажиточной среды, стремился познать быт нищеты и помочь ей всем, чем возможно, Блэр выработал план маскировки. Он пришел к выводу, что наберется знаний и опыта лучше, полнее и всестороннее, если предстанет перед бедняками одним из них.

Купить дешевую, поношенную одежду особого труда не представляло. Значительные опасения, однако, вызывала мысль, что он не умеет разговаривать на кокни - языке лондонского простонародья, на котором, как считали в интеллигентских кругах, говорили жители Ист-Энда 181 181 Даже в наши дни кокни считают особым диалектом, чуть ли не со своими правилами произношения. Статья о кокни в Википедии перечисляет девять «типичных особенностей» диалекта, причем подобраны они совершенно умозрительно и произвольно, будучи, по всей видимости, «подслушанными» у какой-то определенной группы лондонского простого люда. На самом же деле существование диалекта кокни скорее всего вошедший в традицию плод скороспелых наблюдений побывавших в бедных кварталах Лондона журналистов. То, что приписывается кокни, - полумиф, переходящий из поколения в поколение. .