Юрий Фельштинский - Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время

В центре очерка оказался тот, кого обитатели «работного дома» называли «главным над бродягами», то есть представитель более высокого уровня власти. Вот как он описан в самом начале очерка: он «встретил нас у дверей и погнал в уборную, где мы разделись и подверглись обыску. Это был грубо скроенный человек солдатского вида, который обращался с бродягами не лучше, чем со стадом овец на водопое, демонстрируя им себя и непрерывно ругаясь им в лицо» 213 213 Ibid. P. 37. .

Всем своим изложением Блэр стремится доказать, что власть - это неискоренимое зло, которому безоговорочно подчиняются те, кто хотя бы в какой-то степени зависят от ее носителей. Так в творчестве будущего Оруэлла все более весомой становилась характеристика любой власти как имманентного, существующего само по себе зла, - независимо от того, что собой представляет эта власть (власть государства или капитала, авторитета или силы воли, пропаганды или моды).

Зная направление, по которому будет в дальнейшем развиваться творчество Оруэлла, можно полагать, что очерк «Гвоздь» явился одним из первых оснований будущей сатирической характеристики тоталитарных систем, которая позже окажется в центре его внимания. Вслед за этим очерком Блэр опубликовал в «Аделфи» ряд других публицистических работ. В них, как и в других газетных и журнальных материалах, постепенно формировались противоречивые, далеко не всегда последовательные и ясные взгляды о том, что Оруэлл называл социализмом. Для некоторых левых эти взгляды представляли немалый интерес, тем более что автор всячески стремился не догматизировать их, прислушиваясь к критике, особенно когда она высказывалась представителями низов.

С точки зрения последующего опыта, очевидного краха попыток осуществления построения социализма как тоталитарного, так и «с человеческим лицом», или «демократического социализма» в Великобритании и Франции, убеждения Блэра представляются наивными и утопическими. Однако не следует забывать, что рождались и видоизменялись они в 1930-е годы, когда багаж социологического знания был куда более скуден, чем ныне, а левая общественная мысль, основная часть которой решительно отвергала большевистские модели социальной инженерии с применением кровавого насилия, напряженно искала альтернативные варианты. В числе многих других неглупых людей Оруэлл не считал социалистическую систему утопией, чреватой тяжкими бедами для ее подданных. Для осознания этого необходимы были десятилетия.

Представления Блэра-Оруэлла, как и прочих сторонников теорий социального равенства, вытекали не из отрицания, а из ограничения рыночной экономики как основы хозяйственного и общественного развития, из требования ликвидации крупной частной собственности. Иначе говоря, это не был социализм в полном смысле слова. Речь шла о некоем смешанном социальном организме, воплощавшем лучшие черты и проявившего уже себя капитализма, и предполагаемого, никогда не существовавшего социализма. В сознании писателя возникали некие зыбкие модели того, что через полвека получит название конвергенции социализма и капитализма.

Элементарной основой рассуждений являлось утверждение, что «мир - это корабль, плывущий в пространстве, обладая в потенции изобилием всего, необходимого для каждого, и мы должны все скооперироваться, чтобы обеспечить справедливую долю каждого в работе и получение справедливой доли каждым всего производимого». Таковая предпосылка социализма была для Оруэлла настолько очевидной, что никто не был бы в состоянии отвергать ее, если у него не было корыстных мотивов для сохранения нынешнего положения вещей. Тот факт, что социалистический идеал не привлекал симпатий значительной, если не основной, части тех самых масс, которые, как предполагалось, должны были к нему тяготеть, объяснялся самим Оруэллом в основном пропагандистскими усилиями сильных мира сего, идеологическими мотивами, непониманием, что социализм представляет собой в повседневной жизни 220.

Социализм, по его мнению, базировался на четырех основаниях: частично национализированной промышленности, сведенной к минимуму прибыли, внеклассовом образовании детей и юношества и политической демократии. Касаясь национализации, он отмечал, что никто не должен жить, не работая. Отдавая должное бывшим собственникам предприятий и их менеджерам, Блэр полагал, что опыт и знания этих людей ценны для общества, поэтому лишенные собственности бывшие капиталисты, управляющие предприятиями и аналогичные бывшие представители эксплуататорского меньшинства должны быть сохранены как государственные служащие.

Оруэлл оставлял в стороне вопрос о том, как следует поступить с собственниками предприятий средней руки. Он не владел серьезными экономическими познаниями и не давал определения, кто имеется в виду под крупными и средними собственниками. Точно так же, не определяя конкретных параметров, он полагал, что должны быть сохранены мелкие земельные собственники и мелкие торговцы, уточнив, что под мелкими фермерами имеются в виду те, кто владеет участками не более 15 акров 214 214 1 акр = 0,405 гектара. (примерно 7 гектаров земли).

Однако конкретное социалистическое будущее человечества не было чем-то первостепенным, что заслуживало, по мнению Блэра, его систематизированного анализа. В несравненно большей степени его интересовали конкретные сюжеты повседневности, материальные и моральные ужасы современной жизни, свидетелем которых ему довелось быть. Он не раз возвращался ко времени, проведенном в Бирме, подчас фиксируя весьма неудобные для издателей стороны колониальной жизни. Тем не менее в «Аделфи» после колебаний все же был опубликован его весьма натуралистический очерк «Казнь через повешение», где через описание жуткой сцены смертной казни проступает отвращение и презрение к британским колониальным властям и местным исполнителям их воли.

В основу очерка легли личные воспоминания Блэра, присутствовавшего при казни заключенного в тюрьме городка Инсейн. Лицо, от имени которого идет повествование (вроде бы журналист, во всяком случае англичанин), спокойно наблюдает за процедурой казни и столь же благодушно слушает рассказ одного из палачей, судьи по имени Фрэнс, о том, какая нелегкая работа пришлась на долю его и его товарищей, поскольку приговоренного пришлось тащить на казнь за ноги (он почему-то не желал сам идти к роковому месту). Подробно описывалась «обычная» процедура: «Одного из осужденных уже вывели из камеры. Это был маленький тщедушный индус с бритой головой и неопределенного цвета водянистыми глазами. На лице, как у комического актера из фильмов, топорщились густые усы. Все обязанности, связанные с его охраной и подготовкой казни, были возложены на шестерых высоких стражников-индусов. Двое из них, держа в руках винтовки с примкнутыми штыками, наблюдали, как остальные надевали на осужденного наручники, пропускали через них цепь, которую затем прикрепляли к своим поясам и туго прикручивали ему руки вдоль бедер» 215 215 Orwell G. The Collected Essays, Journalism and Letters. Vol. 1. P. 44. . Буквально по секундам Блэр описывал, как группа людей с осужденным в центре двигалась по направлению к виселице, как приговоренный сделал шаг в сторону, чтобы обойти лужу, а затем, вдруг окончательно осознав, что сейчас произойдет, отказался идти. Тогда к месту казни его потащили за ноги. «Мы снова расхохотались. В этот миг рассказ... показался невероятно смешным... От мертвеца нас отделяла сотня ярдов» 216 216 Adelphi. 1931. Aug.; Orwell G. The Collected Essays, Journalism and Letters. Vol. 1. P. 44-48; Оруэлл Д. Эссе, статьи, рецензии. Т. 2. С. 15-19. . Так заканчивался очерк.