Юрий Фельштинский - Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время

Последняя внезапно оказывается неким символом всего того, что ненавидит и чего боится Гордон. Он тщательно скрывает от нее, что осмеливается пить чай в своей комнате (согласно договору аренды это строжайше запрещено!), и прячет «улики преступления» с повадками заправского мошенника. В связи с этим довольно подробно описываются происходящие в собственной комнате ночные чаепития с опасными походами для затопления улик в сортире на нижнем этаже.

Нерешительность, если не сказать ничтожность, Гордона, проявляется и в том, что он оказывается неспособным присоединиться к какому-либо левому политическому движению. Впрочем, в этом вопросе автор явно оправдывает негативизм героя, в частности его раздраженное отношение ко всем социалистическим течениям, его отречение от «греха юности», когда он участвовал в выпуске подпольной ежемесячной газеты «Большевик», восхвалявшей социализм и свободную любовь.

Оценивая книгу, некоторые рецензенты воспринимали ее как исповедь автора. На самом деле это было далеко не так. Лишь общая направленность изложения напоминала коллизии автора, в основном внешние, связанные с работой в книжном магазине. В то же время высказывания Гордона были эффективным инструментом полемики Оруэлла 313 313 231 Lucas S. Orwell. P. 27. . Писатель занимал двойственную позицию по отношению к обществу «материального благополучия». Он в принципе осуждал «несправедливое» распределение благ, но в то же время дал возможность своему герою пользоваться покровительством миллионера Рейвелстона, симпатизирующего социализму, однако не жертвующего своими доходами и высоким комфортом. Действия и мысли Комстока ориентированы таким образом, что его негодующие ремарки по поводу «лондонского материализма» направлены не против существующей социально-экономической системы, а против ее порождения - примитивной массовой культуры. Более того, в суждениях Комстока проскальзывают нотки явной зависти. Именно в таком духе он говорит о «старых отелях, которые торчат на всех дорогах и заполнены брокерами, вывозящими своих проституток на воздух в воскресные дни».

Гордон в то же время теперь решительно отвергает социализм, представляя его себе явно гротескно, в духе сатирического романа Олдоса Хаксли «О дивный новый мир»: «Четыре часа в день на образцовом производстве, затягивая болт номер 6003. Брикеты полуфабрикатов на коммунальной кухне и коллективные экскурсии от дома, где проживал Маркс, до дома, где проживал Ленин, или обратно. Клиники абортов на всех углах. И все отлично по всем пунктам! Но не хочется».

Такого рода противоречивые мысли характерны для всей книги. В основе своей в ней передано острое чувство неблагополучия, временами даже отчаяния, которое переполняет жизнь лондонца из образованного, но нищего круга. Деньги волей-неволей овладевают мыслями Гордона всякий раз, когда наступает поворотный жизненный момент. Даже когда его любимая девушка была готова отдаться ему в первый раз, все сорвалось, потому что герой романа не позаботился о противозачаточных средствах, а рисковать забеременеть девушка не могла, так как средств на воспитание потомства у пары не было. В отчаянии рождается стихотворение Гордона:

«Все мы Бога Денег блудные дети,

От него ожидаем тепла и крова.

Согревая нас, он смиряет ветер.

Подает, а затем отнимает снова.

Он следит, не смыкает тяжелые вежды,

Наши тайны видит, надежды, мысли.

Подбирает слова нам, кроит одежду,

И наш путь земной он легко расчислит» 314 314 Перевод В. М. Домитеевой. .

Финал романа - счастливый, но только с точки зрения мещанской этики, которая столь ненавистна и автору, и его герою. На протяжении всего романа он вел борьбу против пребывающей в его комнате аспидистры (фикуса) - символа мещанского уюта. Борьба идет с переменным успехом, но в целом фикус торжествует (как следует уже из заголовка книги): «Удивительно хилый уродец в глазурованном горшке топырил всего семь листиков, явно бессильный вытолкнуть еще хоть один. У Гордона давно шла с ним тайная беспощадная война. Он всячески пытался извести его, лишая полива, гася у ствола окурки и даже подсыпая в землю соль. Тщетно! Пакость фактически бессмертна. Что ни делай, вроде хиреет, вянет, но живет... Фикус - это самая суть!»

В результате Гордон Комсток отказывается от прежних духовных ценностей, попадая в ловушку и женитьбы с предстоящим появлением наследников, и маленькой квартиры, главной достопримечательностью которой является все тот же пресловутый бессмертный фикус.

Автор отнюдь не осуждает своего героя. Он логически подводит его к необходимости сделать крайне нелегкий выбор: согласится ли он на аборт любимой женщины. Либо он смирится с ненавистными ему чертами мещанского быта, либо пойдет на разрушение собственной личности. В итоге «торжествует фикус», мещанский (отнюдь не в ругательном смысле) выбор оказывается во всех отношениях более приемлемым, чем гордые абстракции. Побеждает в романе стабильность и респектабельность среднего класса, к которым Оруэлл относился не без уважения.

Чуть в стороне от главной сюжетной линии, но часто переплетаясь с нею, иногда выходя на первый план, оказывается образ симпатизирующего социализму миллионера Рейвелстона, над которым автор, оставаясь внешне сдержанным, по существу издевается. Он не случайно назвал журнал, который издает Рейвелстон, «Антихрист». Воинствующее безбожие этого наследника огромного состояния мирно соседствует с его роскошным, хотя и энергично маскируемым, образом жизни, снобистским презрением к окружающим. Вот что чувствует Комсток, попадая в его «скромную» четырехкомнатную квартиру, в которой тот обитал в гордом одиночестве (обычно Гордон избегал подниматься к Рейвелстону, предпочитая встречаться с ним на улице), которую тот избрал как раз для того, чтобы казаться соответствующим своим показным идеалам:

«Что-то в атмосфере этой квартиры заставляло почувствовать себя неопрятным мелким клерком - без видимых признаков, но всеми порами ощущался высший социальный разряд; относительно уравнивали лишь мостовые или пабы. Самого Рейвелстона подобный эффект его скромной четырехкомнатной квартирки крайне бы удивил. Полагая житье на задворках Риджент-парка вариацией обитания в трущобах, он выбрал свой пролетарский приют именно так, как сноб ради адреса на почтовой бумаге предпочитает каморку в престижном Мэйфере. Очередная попытка сбежать от своего класса и сделаться почетным членом рабочего клуба. Попытка, естественно, провальная, ибо богачу никогда не притвориться бедняком; деньги, как труп, обязательно всплывают».

Так что в антиномии деньги и социализм, по мнению Оруэлла, неизбежно побеждали пока еще, к сожалению для автора, деньги. Деньги победили и самого героя романа. Пока же Рейвелстон всерьез (сам, похоже, в это веря, но не расставаясь со своим богатством) уговаривает Гордона почитать Маркса: «Вы бы увидели тогда наше грустное время как стадию. Ситуация непременно изменится». Собеседнику, однако, не до социализма: «Деньги поганые, обязательно завоняют! Нельзя о них, когда говоришь с человеком более состоятельным. Если уж только как о некой отвлеченной категории, но о таких, которых много в чужом кармане и нет в твоем, - нельзя! И все-таки сюжет этот магнитом притягивал Гордона».