Юрий Фельштинский - Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время

К тяжкой окопной жизни Эрик Блэр, несмотря на опыт скитаний и ночлежек, приспособлен не был. В дневнике, который он вел в эти месяцы, все чаще упоминалось отсутствие или, по крайней мере, крайняя нехватка дров, особенно в первые недели пребывания на фронте, когда все еще стояла зима. Единственным пригодным для хорошей топки доступным растением был тростник, заросли которого находились как раз между позициями республиканцев и франкистов. Так что собирать топливо приходилось под огнем, обычно ленивым, но иногда ураганным.

Боевые порядки находились на высоте до 1000 метров, было холодно, несмотря на то, что температура редко опускалась ниже нуля. Дули пронизывающие ветры и, что особенно мучило бойцов, шли проливные дожди. «Достаточно было пятнадцатиминутного дождя, чтобы превратить нашу жизнь в муку. Тонкий слой земли, покрывавший известняк, превращался в слизистую жижу, по которой неудержимо скользили ноги, тем более что ходить приходилось по склонам холма. Темной ночью я, случалось, падал пять-шесть раз на протяжении двадцати метров, а это было опасно, ибо затвор заедало из-за набившейся в него грязи. На протяжении многих дней грязь покрывала одежду, башмаки, одеяла, винтовки. Я захватил с собой столько теплой одежды, сколько мог унести, но многие из бойцов были одеты из рук вон плохо».

Как-то Эрик записал в дневник, какие именно вещи были у него: толстая нательная рубаха и кальсоны, фланелевая верхняя рубаха, два свитера, шерстяной пиджак, кожаная куртка, вельветовые бриджи (единственная обязательная часть «военной» формы, принятая в милиции), обмотки, толстые носки, ботинки, тяжелый плащ-дождевик, шарф, кожаные перчатки с подбивкой и шерстяная шапка. Имея в виду больные легкие нашего героя, ранее мучившие его бронхиты, неоднократные тяжелые пневмонии, просто чудом выглядит, что он ни разу не простудился, а малейшая простуда могла для него в боевых условиях окончиться фатально. Позже Оруэлл писал, что согревал себя на фронте, читая любимые стихи 413 413 Letter to S.Spender. 1938. Apr. 2. // Orwell G. The Collected Essays, Journalism and Letters. Vol. 1. P. 311. . Конечно, поэзия согревала душу, но что касается тела, тут можно усомниться. Скорее всего проявлялся известный многим фронтовикам нервный синдром, когда в условиях крайних трудностей воля напрягается настолько, что в состоянии хотя бы на время преодолеть болезни, даже хронические.

Эйлин, посетившая Эрика после двух с половиной месяцев на передовых, нашла своего мужа в усталом, но вполне приличном состоянии. Она писала своей матери, что сравнительно недалеко от линии фронта находился полевой госпиталь, где работал врач, связанный с ПОУМ. Он недавно осматривал Эрика и нашел его вполне годным к строевой службе, хотя и крайне переутомленным. Впрочем, Эйлин была потрясена тем, какая невероятная грязь была в этом госпитале, а сам «доктор явно никогда не мыл руки» 414 414 Orwell G. Complete works. Vol. 11. P. 363. . Тем не менее в конце марта Эрик Блэр оказался в этом грязном госпитале в немытых руках связанного с ПОУМ врача. Пациент случайно сильно порезал себе руку. Рана опасно нагноилась, возникла опасность заражения крови.

В госпитале у Блэра украли все сколько-нибудь ценные вещи, включая, что было особенно досадно, фотоаппарат. Сохранилась его переписка с Эйлин. Эрик послал жене те несколько фотографий, которыми пренебрегли воры, а она вознаградила мужа продуктовой посылкой и коробкой сигар. В госпитале он предпочитал их самокруткам. «Ты действительно замечательная жена, - писал Оруэлл Эйлин. - Когда я увидел сигары, мое сердце размягчилось. Они решат все табачные проблемы на долгое время... Не беспокойся обо мне, мне гораздо лучше, и я собираюсь возвратиться на фронт завтра или послезавтра. К счастью, заражение руки не распространяется дальше и уже почти зажило, хотя, конечно, рана еще открыта. Я могу пользоваться рукою почти без проблем, собираюсь сегодня побриться, впервые за пять дней» 436.

Тем не менее еще пять дней Оруэллу пришлось провести в госпитале. Он позже писал по поводу госпиталя в «Памяти Каталонии»: «В конце марта у меня выскочил нарыв на руке, нарыв пришлось вскрыть, а руку подвесить на перевязь. Не было, однако, смысла из-за такого пустяка везти меня в госпиталь в Сиетамо, и я остался в так называемом госпитале в Монфлорите, который был, по существу, перевязочным пунктом. Я провел там десять дней, часть времени пролежав в постели. Практиканты [так называли фельдшеров] украли у меня практически все ценные вещи, в том числе фотоаппарат... На фронте все воруют, это неизбежный результат плохого снабжения, но особенно отличаются госпитальные работники. Позднее, в барселонском госпитале, я встретил американца, прибывшего в Интернациональную бригаду на судне, торпедированном итальянской подводной лодкой. Американец рассказывал, что когда его раненого несли на берег, то санитары, вталкивая носилки в машину, успели снять с него наручные часы».

Если от холода страдали все бойцы и командиры, то невозможность умыться, вынужденное пренебрежение элементарной гигиеной, подлинная мука по этому поводу были особенностями англичанина и горстки других иностранцев, да и то только на первых порах. «Позиция немилосердно воняла, за нашей небольшой баррикадой всюду валялись кучи кала, - откровенно рассказывал писатель в “Памяти Каталонии”. - Некоторые из ополченцев испражнялись в окопе, вещь омерзительная, особенно когда ходишь в темноте. Но грязь меня никогда не беспокоила. О грязи слишком много говорят. С удивительной быстротой привыкаешь обходиться без носового платка и есть из той же миски, из которой умываешься. Через день-два перестает мешать то, что спишь в одежде. Ночью нельзя было, конечно, ни раздеться, ни снять башмаков; следовало постоянно быть готовым к отражению атаки. За восемьдесят дней я снимал мою одежду три раза, правда, несколько раз мне удавалось раздеваться днем. Вшей у нас не было из-за холода, но крысы и мыши расплодились в большом количестве. Часто говорят, что крысы и мыши вместе не живут. Оказывается, они вполне уживаются - когда есть достаточно пищи».

Эйлин Блэр приехала в Барселону в середине февраля и первоначально собиралась служить в каком-нибудь санитарном подразделении. Но когда она обратилась в руководство НРП, то получила предложение работать в Испании в качестве помощницы и секретаря Макнейра в Барселоне. Предложение она приняла. К самому Макнейру Эйлин относилась со свойственной ей иронией 415 415 The Lost Orwell. P. 68. , но работу приняла со всей ответственностью. Эйлин оказалась удачной кандидатурой, так как владела французским языком, быстро печатала на машинке и умела стенографировать. При рекомендации на секретарскую работу в Барселоне безусловно учитывалось, что ее муж служит в милиции ПОУМ, связанной с НРП. В газете «Нью лидер» (New Leader) даже появилось сообщение об отъезде «миссис Блэр, жены Эрика Блэра» в Испанию 15 февраля 1937 года 416 416 The New Leader. 1937. Febr. 19. . Чарлз Орр с полным основанием писал об Эйлин как о великолепном секретаре 417 417 George Orwell Archive. M/26. Charles Orr. . Это не удивительно, ведь Эйлин получила в