Юрий Фельштинский - Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время

Именно в санатории Оруэлл стал задумываться над тем, что ПОУМ, в милиции которой он служил, придерживается ошибочных социально-политических установок, что его прежний восторг по поводу всеобщего равенства в Барселоне можно отнести к поверхностным наблюдениям, что антикапиталистические мероприятия поумовцев и анархистов попросту разрушают налаженную человеческую жизнь и заводят общество в тупик 457 457 NYPL. ВС. George Orwell. Letter to Tompson. 1937. June 8. . Живший с Эриком в одной комнате в санатории активист ПОУМ Фернандес Хурадо, человек разговорчивый и экспансивный, невзлюбивший Блэра за то, что тот слишком кратко отвечал на задаваемые ему вопросы и не реагировал на политические тирады, только после того, как прочитал книгу Оруэлла «Памяти Каталонии», сумел оценить его молчание. Неразговорчивый сосед по палате молчал, потому что разобрался во всех проблемах испанской революции и войны 458 458 George Orwell Archive. Q/15. Interview to Fernandez Jurado. .

Когда Эрик возвратился из санатория в Барселону, оказалось, что ему, да и Эйлин, надо убираться из Испании не по «эгоистическим соображениям», а просто для того, чтобы остаться в живых. Введенная правительством цензура была уже к этому времени настолько эффективна, что Блэр даже не догадывался о барселонском терроре, как и о том, что партия ПОУМ, к которой он примкнул, подвергается суровым репрессиям и его самого в любой момент могут схватить как «троцкиста» и «контрреволюционера». Впрочем, он продолжал считать, что в Испании, наряду с гражданской войной, происходит революция. Эту позицию он сохранил и после отъезда из страны. Он писал в «Памяти Каталонии»:

«Если не считать маленьких революционных групп, существующих во всех странах, мир был полон решимости предотвратить революцию в Испании. В частности, Коммунистическая партия при поддержке Советской России делала все, чтобы предотвратить революцию. Коммунисты утверждали, что на этом этапе революция окажется губительной и что стремиться следует не к переходу власти в руки рабочих, а к буржуазной демократии. Нет необходимости уточнять, почему “либералы” в капиталистических странах заняли сходную позицию. Иностранные капиталовложения играли в испанской экономике очень важную роль».

Оруэлл стремился (но не мог) дать объективный анализ происходивших в Испании событий. Он руководствовался только своими наблюдениями, находясь при этом не в столице, а в каталонской Барселоне либо на передовой. Он занимал предвзятую позицию, которая со временем смягчилась, но от которой он полностью не избавился. Его симпатии были на стороне вполне определенных радикальных сил - анархистов и поумовцев. Ему чужды были позиции республиканцев и стоявшей на умеренных позициях Социалистической рабочей партии. Что же касается компартии, то писатель с полным основанием рассматривал ее как исполнителя воли Москвы. Обычно считавшаяся левой партией, испанская компартия волею судеб оказалась в ходе гражданской войны на правом фланге республиканцев. В испанской гражданской войне все смешалось.

Лишь весьма постепенно складывалась своеобразная концепция Оруэлла, существенно отличавшаяся от оценок как большинства испанских политиков и журналистов, так и зарубежных западных историков и политологов. Сущность этой позиции состояла в том, что силами, препятствовавшими развитию революционного процесса, являлись не только буржуазные партии и социалисты, но также и коммунисты, действовавшие по указанию Сталина. По мнению Оруэлла, общий сдвиг вправо наметился в октябре - ноябре 1936 года, когда СССР начал поставлять правительству Испании оружие, а власть стала переходить от анархистов к коммунистам. В этом было очевидное упрощение и преувеличение, но факт, что в результате появления в Испании советских военных и политических советников, а также многочисленных агентов НКВД, влияние испанской компартии резко усилилось, был бесспорен. «В результате, - писал Оруэлл, - русские имели возможность диктовать свои условия. Нет никакого сомнения, что смысл этих условий был таков: “Предотвратите революцию или не получите оружия”. Не приходится сомневаться и в том, что первый шаг, направленный против революционных элементов - изгнание ПОУМ из каталонского правительства, - был сделан по приказу СССР».

СССР при этом не оказывал прямого нажима, но косвенное воздействие было безусловным и осуществлялось через компартию, считавшую ПОУМ и анархистов своими заклятыми врагами, полагал Оруэлл. Благодаря советской помощи чрезвычайно повысился авторитет коммунистов. В какой-то момент казалось, что именно компартия способна выиграть войну. Советское оружие распределялось через компартию и союзные с нею силы. Коммунисты следили за тем, чтобы как можно меньше этого оружия попадало в руки их политических противников. Наконец, провозгласив «нереволюционную программу», коммунисты смогли привлечь на свою сторону тех, кого путали экстремисты. Число членов компартии значительно выросло, прежде всего за счет выходцев из средних слоев. Война велась теперь по существу на два фронта. Борьба против Франко продолжалась, но одновременно республиканское центральное правительство стремилось вырвать у профсоюзов захваченную ими власть. «Достигалась эта цель с помощью малозаметных маневров (кто-то назвал эту политику политикой булавочных уколов) и в целом очень хитро. Явно контрреволюционные мероприятия не проводились, и до мая 1937 года почти не было необходимости прибегать к силе. Рабочих очень легко было принудить к послушанию с помощью, пожалуй, даже слишком очевидного аргумента: “Если вы не сделаете того-то и того-то, мы проиграем войну”. Само собой разумеется, что от рабочих неизменно во имя высших военных соображений требовали отказаться от того, что они завоевали в 1936 году», - писал Оруэлл. В результате анархисты вынуждены были уступать: обобществление было приостановлено, местные ревкомы распущены, рабочие патрули расформированы (их место заняла довоенная полиция, значительно усиленная и хорошо вооруженная). Промышленные предприятия, находившиеся под контролем профсоюзов, перешли в непосредственное ведение республиканского правительства и его местных органов, отряды рабочего ополчения расформировывались и вливались в регулярную армию с привилегированной офицерской кастой. «Происходило всеобщее “обур-жуазивание”, умышленное уничтожение духа всеобщего равенства, царившего в первые месяцы революции».

Народный фронт в Испании Оруэлл называл союзом врагов. При этом особенностью испанской ситуации, «вызвавшей массу недоразумений за пределами страны», было то, что коммунисты оказались на правом фланге. В действительности, полагал Оруэлл, ничего удивительного в этом не было, ибо тактика коммунистических партий в других странах показала, что «официальный коммунизм следует рассматривать, во всяком случае в данный момент, как антиреволюционную силу». Политика Коминтерна, с полным основанием полагал он, полностью подчинена интересам обороны СССР, зависящей от системы военных союзов, в частности с Францией. Позиция Великобритании была неясна, и поэтому ее компартия выступала против перевооружения. Если же Великобритания вступит в союз с СССР, пророчествовал Оруэлл, английские коммунисты превратятся в патриотов.