Павел Вощанов - Ельцин как наваждение [Записки политического проходимца]

– Я сказал шефу: Павла надо взять!

– И что же он ответил?

– Пока ничего, но после праздников я с ним еще раз поговорю, – Суханов огорченно вздыхает и произносит то, ради чего, возможно, и звонит: – Мне кажется, его против тебя твои дружки настроили.

Мне уже никуда не хочется ехать. Но мучает вопрос: отчего такая неискренность? Сразу после праздников звоню и задаю вопрос Ельцину: Борис Николаевич, мы не могли бы встретиться? Если судить по его голосу, я объявился как нельзя кстати:

– Тут ко мне Ярошенко приходил, с этим… как его?

– С Алференко?

– Да! Так вот, я им сказал: Павла надо брать! В общем, готовьтесь.

С трудом сдерживаю себя, чтобы не рассказать историю про то, как Алференко, Ярошенко и Суханов, все вместе и каждый в отдельности, «отстаивают» мою кандидатуру. Но сдерживаюсь. Она, эта история, хоть и забавная, но в моем пересказе будет выглядеть заурядной кляузой, а кляуз в своем окружении Ельцин не любит, это я уже почувствовал. Так что лучше промолчать.

…Нью-Йорк встречает несвойственным для середины сентября монотонным дождем. Кажется, огромная туча зацепилась за макушку Empire State Building и повисла над городом. Мы собрались в номере у Ельцина, чтобы обсудить предложенную институтом Esalen программу предстоящего визита. Атмосфера довольно нервозная. Ельцин крайне недоволен обилием выступлений и интервью. Но еще больше недоволен сегодняшней встречей в аэропорту:

– Почему не было никого из официальных лиц?! Для них что, понимаешь, Ельцин – не та фигура?!

Алференко пытается объяснить, что поскольку визит неофициальный, то, согласно протоколу, участие во встрече представителей Белого дома или Госдепартамента не предусмотрено. Но это вызывает еще большее раздражение:

– А что вы тут мне напланировали?! – Ельцин трясет программой. – Сплошные выступления и интервью! По десять в день!

Алференко воспринимает сказанное с беззаботной улыбкой. Вероятно, ею хочет слегка умиротворить разбушевавшегося политика. Присутствующий при разговоре и непонимающий ни слова по-русски представитель Esalen Джим Гаррисон напряженно вслушивается в интонации и ничего не может уловить, кроме того, что гость чем-то очень недоволен. Но чем?

– Что это такое?! Нашли себе, понимаешь, Аллу Пугачеву! – Ельцин швыряет программу на журнальный столик и поворачивается к скромно сидящему в сторонке Суханову: – В общем, Лев Евгеньевич, половину мероприятий исключить! Вы меня поняли?

– Конечно, Борис Николаевич. Это никуда не годится. Я еще в Москве об этом говорил, и мне было обещано…

– Ис-клю-чить!

Алференко переводит сказанное Гаррисону. Тот краснеет то ли возмущения, то ли от испуга, понять трудно, и произносит текст, который в переводе Алференко звучит, видимо, более примирительно:

– Борис Николаевич, он говорит, что ничего уже отменить нельзя, что будет очень плохой резонанс и в прессе, и в политических кругах. Люди приобрели билеты на мероприятия с вашим участием…

Ельцин не дает завершить фразу и взрывается не терпящим возражений негодованием:

– Чта-а! Вы, понимаешь, зарабатывать на Ельцине вздумали?! – он стучит ребром ладони по столику, давая понять, что дискуссия окончена. – Лев Евгеньевич, вы вместе, – шеф кивает на нас с Ярошенко, – посмотрите программу внимательно еще раз и оставьте только самое важное. Вы меня поняли?!

Ельцин встает и, не прощаясь, уходит к себе в спальню. Аудиенция окончена. Поднимаемся и идем к двери. Однако Суханов останавливает нас:

– Борис Николаевич предлагает выпить по рюмке за приезд и за начало визита. Как говорится, за успех предприятия. Нет возражений?

Возражений нет. Суханов уходит к себе в номер и через пару минут возвращается с бутылкой виски, видимо, купленной в шереметьевском фри-шопе, и с палкой советской сырокопченой колбасы, ввоз которой на территорию США категорически запрещен. Ждем Ельцина. Тот возвращается в гостиную уже во вполне благостном расположении духа, и мы рассаживаемся на диване и в креслах вокруг большого журнального столика. Вдруг оказывается, что у него в номере только два стакана для виски, пара водочных рюмок и по паре фужеров под вино и шампанское. Шеф произносит тоном знатока и ценителя:

– Виски положено пить из стаканов.

Идея позвонить на reception и попросить принести нам четыре стакана для виски отвергается: нам такая реклама ни к чему! Суханов готов еще раз сходить к себе в номер, но и у него в мини-баре, вероятно, тоже только два стакана, а нас шестеро. Значит, придется идти еще кому-то. У Виктора с утра болят ноги, и ему тяжеловато бегать туда-сюда. Алференко после столь жаркого диспута как-то неловко просить о такой услуге. Выходит, моя очередь послужить общему питейному делу. Но номер, где я живу, несколькими этажами выше, да еще и в самом дальнем от лифта конце коридора. Ельцину все это не по душе:

– Что вы, понимаешь, проблему устраиваете на пустом месте?! Два стакана Лев Евгеньевич принесет из соседнего номера, а еще два возьмите у меня в ванной комнате на полке.

Американизированный Алференко робко протестует: но они же не для того, чтобы из них пить!

– Стакан, понимаешь, он и есть стакан!

…В Америке наступило воскресенье, 10 сентября. Раннее утро, 6:30, но мы уже на ногах, потому как в 8:00 Ельцин должен быть на CBS News, в студии телепрограммы «Лицом к стране». Уже собираемся спускаться на завтрак, когда появляется Гаррисон с пачкой утренних американских газет. По его лицу можно понять, что далеко не все напечатанное в них нас порадует. Алференко бегло просматривает заметки, заранее отмеченные красным фломастером: да-а, ребята…

Можно сказать, Гаррисон подал к утреннему столу большую бочку дегтя, в которую добавили маленькую ложечку меда. Мед – несколько крупных американских изданий сообщили о приезде в США г-на Ельцина, главного оппонента советского президента Михаила Горбачева. Деготь – обилие едких заметок (правда, по большей части в газетах бульварного толка) о госте из Москвы, демагоге и популисте, а главное – человеке, склонном к регулярному и непомерному питию. В некоторых из них, в подтверждение сказанного, приводится свидетельство безымянного работника нашего отеля, поведавшего журналистам, как остановившийся у них Ельцин с помощниками пропьянствовали всю минувшую ночь – выпили несколько бутылок виски, разливая благородный напиток в туалетные пластиковые стаканчики, предназначенные для полоскания зубов.

Суханов смотрит на Алференко так, будто это они с Гаррисоном все подстроили:

– Как про стаканы стало известно, если в номер к шефу никто из обслуги не заходил?!

Алференко пожимает плечами: мол, откуда мне знать? Опытный Виктор высказывает догадку: в дорогих отелях обслуга всегда готовит номер ко сну, так что, может, кто и заходил, когда Борис Николаевич уже спал. Это предположение кажется уместным, и Лев Евгеньевич слегка успокаивается: