Мерсия Макдермотт - Апостол свободы

Один из эпизодов, рассказанных Николовым, говорит, что в случае необходимости Левский мог быть суров и безжалостен. Когда чета подходила к Тиче, ей повстречался мухтар — староста села. Он признался, что силой отобрал у болгарского крестьянина триста грошей, за что чета приговорила его к казни. Левский намылил веревку, сделал петлю, надел ее на шею турка и попросил Николова держать второй конец веревки. «Это была легкая смерть, — замечает Николов, — немного крови вытекло у турка из носа, и все было кончено».

И все же, хотя смерть была их постоянной спутницей, иногда Левскому трудно было с этим примириться. Однажды в горах над Жеравной завязалась перестрелка с турецкой военной частью, после чего гайдуки обнаружили среди мертвых врагов трупы болгар и поляков, рекрутов Садык-паши, польского эмигранта. Его настоящее имя было Чайковский. Он пошел на службу к султану, потому что ненавидел Россию. Левский, который за несколько дней до этого хладнокровно и без видимых переживаний казнил вымогателя, был охвачен такой жалостью к этим бедным, сбитым с толку людям, по глупости отдавшим свою жизнь за тирана, что он рыдал над трупами [49] См.: С. Заимов, цит. соч., стр. 33. — Прим. авт. .

День за днем чета двигалась на запад почти без происшествий и в первую неделю июля подошла к заснеженным пикам центральной части Балкан, поднимавшимся над Долиной роз. Под Юмрукчалом они зарезали два десятка ягнят и устроили небывалый пир, а потом двинулись далее, к Амбарице. Прямо под ними лежало Карлово, и Левскому неудержимо захотелось наведаться домой. Хитов хорошо понимал его чувства и потому разрешил ему спуститься в город, повидаться с матерью и поговорить с карловской молодежью. Одетый в яркий и живописный костюм изгоя, вооруженный бельгийской винтовкой, парой пистолетов и саблей, рано утром 7 июля Левский один отправился в Карлово. Ему удалось обойти три сторожевых поста, но четвертый пост его заметил. Не растерявшись, Левский встал спиной к стене, поднял винтовку и вытащил саблю. Очевидно, выглядел он устрашающе, и турки не посмели напасть на него и разбежались, хотя их было несколько человек. К тому времени уже стало рассветать, и Левский решил, что входить в город в такой час не следует. Весь день он прятался в высокой кукурузе, а вечером присоединился к группе крестьян, возвращавшихся с полей, и незамеченным проскользнул в Карлово.

Нетрудно представить себе, сколько радости и тревог принесла одинокой вдове встреча с любимым сыном. Он предстал перед ней с горящими глазами и заразительной улыбкой, исполненный гордости и возбуждения, жаждущий хоть ненадолго еще раз ощутить тепло ее любви. Мать горячо обняла его. Однако ей трудно было смириться с тем, какой оборот приняла жизнь сына. Она снова заговорила о том, что хотела бы видеть его священником, учителем или богомазом, но он тут же разочаровал мать, подтвердив ее худшие опасения: «С этим кончено, мама! Теперь ты должна быть готова к тому, что или увидишь мою голову на колу, или мое тело — на виселице».

И эта возможность была весьма реальной. Двое друзей Левского, которых он надеялся повидать, уже отбывали трехлетний срок заключения в Видинской тюрьме. К тому же до турок быстро дошли слухи о появлении четы в окрестностях Карлово и о том, что сам Левский в городе. Гину вызвали в конак и подвергли перекрестному допросу. Однако мать Левского была одной из тех гордых и сильных болгарских женщин, которые не склоняют головы ни перед врагом, ни в несчастье. Выслушав угрозы мюдира, она с презрением ответила, что нет такого запти, который сумел бы поймать ее сына, а самой ей странно слышать, что у нее требуют сведений о нем: разве не турки заставили его покинуть Карлово?

Гина умела ставить турок на место. В 1840 году, когда Василу было всего три года, ей понадобилось пойти в городскую пекарню. Она хлопотала у печи, когда молодой турок похвалил ее красоту. Глубоко задетая его грубостью, она ударила его так, что вышибла зуб, и изо рта у него потекла кровь. «Иди жалуйся в конак!», — сказала она спокойно и повернулась к печи. Турок был так пристыжен, что жаловаться не стал, и поступок Гины не возымел никаких последствий.

Увидев, что Гину не запугаешь, турки решили раскинуть сеть пошире. Они подвергли допросу всех друзей Левского и прочесали не только Карлово, но и его окрестности. В Войнягово встала постоем воинская часть, изводя крестьян вопросами о Левском и требованиями прокорма. Туркам сообщили, что кто-то видел, как Левский входил в дом, где когда-то жил, и они арестовали Васила Караиванова. Несчастного парня пять месяцев таскали по тюрьмам, пока родне не удалось наконец освободить его благодаря взяткам.

Хитов назначил Левскому место и час, в который чета будет ждать его. И пока турки изливали свой бессильный гнев на его друзей и бывших соседей, сам он спешил, чтоб вовремя попасть куда следует. Когда же ранним утром 10 июля он оказался в условленном месте, то к своему удивлению никого там не нашел. Он протрубил в рог. Ему ответило только эхо. Товарищей не было и следа. Он снова протрубил в рог. На этот раз к нему вышел старый пастух и сказал, что чета ушла в другое место, а воевода Хитов велел ему дождаться знаменосца и проводить его. Пастух также сказал, что в окрестностях бродит шайка турок, переодетых пастухами; они устроились чуть ниже того места, где находится чета, и трубить в рог не надо. Так Левский уберегся от того, чтобы его изрешетили пулями, как дырками от оспы [50] См.: Унджиев, цит. соч., стр. 805. — Прим. авт. , как он сам заметил в позднейшем разговоре. После часа ходьбы он нашел своих товарищей, которые были очень рады снова увидеть его живым и невредимым.

Оказалось, что Хитов, осматривая горы в подзорную трубу, заметил турецкого офицера; тот разговаривал с пастухами, явно не болгарами. Вечером, когда пастухи вернулись в сыроварню, Хитов отвел одного из них в сторону и узнал, что турок просил пастушью одежду для своих солдат. Хитов сказал пастухам, что конечно же они могут одолжить свою одежду туркам, если им так хочется, но пусть не жалуются, если получат ее обратно, изрешеченную пулями.

Через три дня появились переодетые пастухами турки. Чета поджидала их в густой траве. Хитов приказал своим гайдукам в первую очередь целиться в офицеров, ибо без командира турецкий солдат беспомощен. Когда отряд вошел в зону обстрела, его приказ был выполнен, и стычка закончилась полной победой болгар.

Затем чета пошла далее на запад. Неподалеку от Тетевена, у реки Рибарица, у Хитова возникло странное предчувствие. «Казалось мне, что и нам придется принести жертву смерти. Сказать правду, я не верю в предчувствия и предсказания разных старух, но этот случай слишком необыкновенный, и я часто о нем думаю». Столь сильным было овладевшее Хитовым предчувствие несчастья, что он велел четникам быть осторожнее, однако очень скоро Иван Капитан упал в реку. Он живо выбрался из ледяной воды, но позже у него началась рвота; ему стало так плохо, что чете пришлось остановиться. Два дня они ждали, когда их товарищ поправится, и чтобы скоротать ожидание, убили буйвола, плотно поели, а из шкуры сделали себе царвули — кожаные постолы. Ивану становилось все хуже, и Хитов был вынужден принять тяжкое решение. Ждать далее означало ставить под удар всю чету; о том, чтобы взять тяжело больного с собой, не могло быть и речи. Оставалось или бросить его одного — и тогда он мог выжить, а мог и попасться туркам, — или убить его самим.