Мерсия Макдермотт - Апостол свободы

Всю зиму Цыганка бурлила от возбуждения. Официально Румыния находилась в мирных сношениях с Турцией и не могла разрешить формирование чет на своей территории, однако добровольцы являлись к Раковскому под видом батраков, ищущих работы в имении, а их письма говорили только о «торговле», «ярмарках» и «товаре». Люди добывали или изготавливали оружие и снаряжение, отливали пули, набивали патроны. Каждый должен был иметь при себе винтовку, револьвер, саблю, солдатскую сумку со сменой одежды и едой, двести сделанных вручную патронов и рожок с порохом. Это была золотая пора гайдуцкой романтики. Под влиянием Раковского большинство гайдуков уже не думало о личном отмщении, но считало себя солдатами народной армии, которая вскоре навсегда освободит всю страну. Один за другим они стекались в Цыганку вместе с бывшими членами Легии и молодыми людьми, воображение которых было разожжено картинами будущего, нарисованными Раковским, и которые были готовы умереть за свободу. Число добровольцев росло, и обстановка в имении напоминала воинский лагерь перед битвой, где собрались старые товарищи по оружию.

Недостатка в добровольцах не было, но дело затягивалось из-за нехватки средств. Большинство зажиточных болгар, которые без труда могли снарядить четников, стоило им того пожелать, состояло в «Добродетельной дружине» и отвергало революционные действия, а хэши, готовые продать душу за хорошую винтовку, были бедны как церковные мыши и не всегда знали, на какие деньги будут сегодня обедать. Искренний и откровенный Раковский перессорился с половиной членов «Добродетельной дружины». После немалых усилий Панайоту Хитову удалось добиться приема у их вожака Христо Георгиева и без особой надежды на успех обратиться к нему с просьбой о денежной помощи. Ко всеобщему удивлению, «Добродетельная дружина» согласилась помочь и тут же передала четникам 160 лир в качестве аванса. Этим сюрпризом они были обязаны переменам во внешней политике России, стремившейся в то время к созданию южно-славянского государства болгар и сербов, которое служило бы барьером для Австро-Венгрии на Балканах. В январе 1867 года «Добродетельная дружина», послушно следуя этому курсу, составила проект создания единого сербско-болгарского государства под управлением династии Обреновичей. Между членами «Добродетельной дружины» и сербским правительством состоялся обмен мнениями. Одобряя проект в целом, сербы не связали себя никакими конкретными обязательствами и лишь побуждали болгар готовить восстание. Этим и объясняется внезапная щедрость «Добродетельной дружины», благодаря которой Раковский начал готовить четыре четы. Воеводами он назначил Панайота Хитова, Филипа Тотю, Стефана Караджу и Хаджи Димитра.

К этому времени Караджа стал опытным гайдуком. Расставшись с Левским весной 1863 года, он вернулся в родную Тулчу и прожил там около года, потому что считал себя обязанным заботиться о незамужней сестре до тех пор, пока у нее не будет своего дома и семьи. Несмотря на столь сильное чувство семейного долга, он оставался тем же сорви-головой, которому доставляло удовольствие дразнить турок. Однажды он гордо въехал верхом в турецкий квартал и наткнулся на свадебную процессию. Он завязал ссору с пьяными гостями, конфисковал у музыкантов барабаны и зурны и разогнал свадьбу. В другой раз он проехал по чаршии — торговой улице — на телеге, во весь голос распевая бунтовщические песни. Его тут же арестовали и доставили в конак; там Караджа как ни в чем не бывало продолжал петь, а когда при обыске у него нашли кинжал и револьвер и стали допрашивать, ответил: «Чем спрашивать, лучше принесите жареную курицу и бутылку вина, потому что я голоден» Сконфуженные турки не знали, что делать. Им никогда не случалось видеть столь беспечного арестанта, и они решили, что Караджа тронутый. Подоспевшие друзья Стефана охотно подтвердили, что турки имеют дело с «больным», и его отпустили.

Как только сестра Караджи вышла замуж, он решил, что вернется в Румынию, но прежде очистит город от тех, кого считает социально опасными элементами. Одним из них был жестокий татарин, жадностью и несправедливостью разоривший множество народа. Стефан отважно забрался к нему в сад, застрелил татарина, сидевшего за ужином, и скрылся прежде, чем его могли опознать. Он также пытался убить греческого владыку Тулчи и одного молдаванина, разбогатевшего благодаря вымогательствам, однако обе попытки оказались неудачными. Стефан сколотил группу из семи-восьми человек, с которой скитался по горам, чтобы добыть денег на оружие. Бедняки мало чем могли ему помочь, и он склонял богачей к «пожертвованию» крупных сумм под угрозой смерти. В Румынии Стефан открыл корчму, которая скоро превратилась в клуб хэшей, восхищавшихся силой и отвагой хозяина, его чувством справедливости и верностью друзьям. Сидение за стойкой было для него всего лишь побочным занятием; он часто уходил с небольшой гайдуцкой четой в Болгарию — изводить турок.

Приезд в Румынию был для Левского скорее возвращением в родной дом, нежели бегством на чужбину. Работа учителя, которая вначале, после бесцветного существования под крылышком хаджи Василия, казалась ему столь нужной и интересной, уже не удовлетворяла его неутолимой жажды целиком посвятить себя служению народу. Она была слишком далека от подлинной борьбы. Как ни противно ему было убивать, он понимал, что приходит время, когда мечом можно сделать больше, чем пером, и всем существом рвался в бой с турками. В Цыганке Левский встретился с товарищами по Легии и с любимым вождем, которого считал своим духовным отцом. Тени смерти сгущались на осунувшемся лице Раковского, но его дух пылал как факел, рассеивая печаль друзей Народного Воеводы и вселяя в них то же чувство лихорадочной спешки и надежды, которым так памятны были им первые недели в Легии.

Раковский очень обрадовался Левскому. Он помнил бывшего дьякона и многообещающего бойца по Белграду и тут же попросил Панайота Хитова взять его к себе знаменосцем.

Хитов, человек невысокого роста и плотного сложения, с огромными усами чуть ли не в фут длиной, был прирожденным бунтовщиком, обладал огромным опытом партизанской войны и считался старейшиной гайдуцких воевод. Его первое впечатление о Левском не было неблагоприятным: «Перед нами стоял юноша лет двадцати восьми, среднего роста, светловолосый, живой и быстрый, с голубыми, необыкновенно живыми глазами, сухой, жилистый, с короткими усами» [41] См.: Дойчев, цит. соч., стр. 3. — Прим. авт. . Однако выбор Раковского смущал воеводу. У Левского не было никакого опыта жизни в чете, а знаменосец — первый помощник воеводы и в случае его смерти принимает командование ею. Однако Раковский настаивал, и Хитов уступил, хотя решил застраховаться на всякий случай, назначив старого гайдука Желю своим «помощником».