Мерсия Макдермотт - Апостол свободы

Все это говорит о том, что Васил занимался тайной деятельностью с размахом, который не мог не возбудить подозрений, тем более, что от Войня-гово недалеко до Карлово, где он уже приобрел немалую известность. Представляется вероятным, что Васил поспешно уехал из села, опасаясь ареста по серьезным политическим обвинениям, а это было чрезвычайно удобно для Захарлии, который мог ничем не рискуя обвинить его в краже, ибо знал, что Васил не посмеет вернуться в село лишь затем, чтобы отвести от себя поклеп в краже. О том, насколько серьезным было его положение, говорит тот факт, что турки не только искали Васила, но и арестовали и увезли в пловдивскую тюрьму пятерых его друзей. Позднее троих выпустили, а двум другим удалось бежать и перебраться в Россию. Минчо, дыбенского учителя и друга Васила, турки убили. Поскольку Васила считали опасным бунтовщиком, неудивительно, что турки, не любившие утруждать себя лишними заботами, с готовностью приписали беглецу лишнее преступление вместо того, чтобы начать дело против богатого и влиятельного чорбаджии, который доказал свою верность государству и был на хорошем счету у властей.

Покинув Войнягово, Васил решил уехать подальше от мест, где его хорошо знала полиция, и отправился в Добруджу, богатую хлебом и пастбищами равнину на северо-востоке Болгарии, лежащую далеко от Карлово и близко к Румынии, где в то время жил Раковский. Сначала Васил заехал в Тулчу, разыскивая Стефана Караджу, но не застал его, зато познакомился со священником села Конгас, смелым человеком. Поп Харитон был связан с местными гайдуками, и Васил согласился петь в его церкви. Он подружился также с Цаню Захариевым, молодым художником из Трявны, который вместе со своим отцом писал иконостас церкви в селе Еникьой, лежавшем неподалеку от Конгаса. Цаню приехал в Конгас на ярмарку и зашел в церковь, когда там пел Васил. Художника поразил не только необыкновенной красоты голос певца, но и его дерзость, потому что когда пришел черед молитвы «Спаси, господи…» о ниспослании здравия правящему монарху, т. е. султану, он вставил в нее слова «Подай победу благочестивым нашим болгарам».

После службы поп Харитон пригласил молодых людей к себе домой, и они допоздна пели песни.

Васил понравился Цаню с первого взгляда, и молодой иконописец предложил ему поехать в Еникьой, где в то время не было учителя. Васил согласился и благодаря рекомендации Цаню и его отца тут же получил эту должность. Три месяца он жил вместе с Захариевыми и спал на одной кровати с Цаню. Молодые люди говорили о восстании и дали клятву не пить ни вина, ни ракии до тех пор, пока не увидят свое отечество свободным. Осенью 1866 года художники вернулись в Трявну. Расставаясь с Василом, Цаню взял с него обещание приехать в Трявну, чтобы обсудить планы на будущее.

Жизнь Васила в селе Еникьой шла тем же порядком, что и в Войнягово. Он быстро завоевал привязанность и детей, и взрослых, которые были в восхищении оттого, что им удалось заполучить в учителя такого певца. Снова он пользовался любой возможностью, чтобы рассказать о Белграде и особенно о Карадже, которого в этих местах хорошо знали. Снова учил молодежь военной гимнастике и точной стрельбе, показывал, как бросать тяжелые камни и перепрыгивать препятствия, вызывая всеобщее удивление своей быстротой и ловкостью. По свидетельству Захария Стоянова [38] См.: З. Стоянов, цит. соч., стр. 68. — Прим. авт. , он применил свои знания военного дела на практике, сколотив чету из молодых парней для защиты села от черкесов, перебравшихся в Добруджу с Кавказа. Турки заставили болгар строить дома и амбары и копать колодцы для пришельцев, однако мало кого из них привлекал мирный труд, большинство занималось грабежом и разбоем. Это легло еще одним бременем на многострадальных болгар. Генри Бэркли, свидетель деяний черкесов в Добрудже, писал: «Это племя мародеров и конокрадов, и можно сказать, что все они живут воровством» [39] См.: Henry Barkley. Bulgaria Before the War. 1877. — Прим. авт. .

Чтобы общаться с возможно большим числом людей и привлекать их на свою сторону, Васил принимал активное участие в жизни округи, ходил на свадьбы, посещал все ярмарки и праздники в самом Еникьое и в соседних селах. Он любил не только петь, но и плясать, был гибок и проворен и прекрасно владел изменчивым и сложным ритмом народных танцев. Благодаря опыту, приобретенному в Войнягово, он стал глубже понимать человеческую психику и научился правильнее выбирать подход к каждому человеку в отдельности. Люди слушали его, соглашались с ним и волей — неволей заражались его восторженной верой в будущее. В обаятельно скромном и мягком человеке незаметно вызревала личность не менее привлекательная и подкупающая, но уже наделенная мощным зарядом силы, а врожденная сдержанность характера уступала место стремлению организовывать людей и вести их за собой.

Но его возможности ограничивались рамками одного села, пусть даже нескольких сел; а он уже нетерпеливо стремился к большему. Когда художники уехали в Трявну, им овладело беспокойство, он ненадолго съездил в Яссы, столицу Молдавии, — очевидно, надеясь установить связь с Раковским и Панайотом Хитовым, которые жили в Цыганке, имении возле Бухареста, принадлежавшем двоюродному брату Раковского. По тем или иным причинам Васил не смог увидеться с ними и 7 ноября 1866 года послал Раковскому из Ясс короткое письмо, в котором осторожно интересовался, как идет «торговля» и какие есть перспективы на будущее. Это письмо — самый ранний из уцелевших документов, написанных его рукой. Оно подписано «Д. И. Левский» (Дьякон Игнатий Левский). Это первый известный случай, когда он сам употребил имя, данное ему Раковским.

Из Ясс Левский вернулся в Болгарию, к обязанностям учителя, но не надолго. Весной 1867 года он покинул Еникьой и уехал в Румынию, чтобы начать жизнь профессионального революционера — Васила Левского.

Румыния издавна служила убежищем для болгар, не желавших мириться с ненадежностью существования под турецкой властью и ее жестокостями. Номинально Румыния была вассалом турецкого султана, но в действительности граница турецкого могущества проходила по Дунаю, и стоило болгарину пересечь его мутные воды, он мог чувствовать себя в безопасности от произвольного ареста и насильственной смерти. Почти триста лет беглецы поодиночке и целыми семьями перебирались на север в поисках более сносной жизни, и в большинстве румынских городов существовали целые болгарские общины.

Эти общины формировались по национальному признаку, сохраняли народные обычаи, традиции и т. д., но с точки зрения общественной и экономической были далеко не однородны. Иные эмигранты преуспели и стали крупными торговцами или землевладельцами, другие же перебивались мелкой торговлей, ремеслом, огородничали или батрачили. Были и такие, кому не удавалось найти постоянную работу, и они жили в крайней нищете. Среди этих последних были члены Легии и так называемые хэши; они проводили свое время за разговорами и спорами в дешевых харчевнях и кофейнях, хозяевами которых были их соотечественники, из чувства патриотизма кормившие и поившие хэшей в кредит.