Мерсия Макдермотт - Апостол свободы

Васил не питал романтических иллюзий относительно своего будущего, ибо хорошо понимал, что оборотной стороной вновь обретенной свободы служат одиночество и опасности. Он знал, что жизнь его будет полна лишений и нищеты, каких ему никогда не пришлось бы пережить в монастыре с его спокойным и размеренным бытом, далеким от истинных лишений, от настоящего голода и холода. Он также знал, что, как ни называй и как ни толкуй он свое новое положение, ему нельзя даже мечтать о своем доме, о семье, о детях, — он обречен на одиночество. И еще в самой глубине души он знал, что погибнет в борьбе. Все это он понимал и принимал как должное, безжалостно подавляя в себе всякое желание, всякую надежду на то, что все может сложиться иначе. Он был храбр не потому, что не желал понимать, к каким последствиям приведет его решение. Он предпочитал смотреть фактам в лицо, хладнокровно учитывать самое худшее — и идти вперед.

На этот раз сплетни и пересуды утихли не столь быстро. Васил ожидал этого и решил уехать в Войнягово, деревню в нескольких милях от Карлово, где его дядя, Генчо Караиванов, держал лавку. Там, — вероятно, с помощью Генчо, — ему удалось устроиться в сельскую школу. В те дни учителя выбирала вся община, и хотя Васил и староста Войнягово заранее обсудили условия, на которых его берут в школу, и пришли к соглашению, назначение должен был утвердить сельский сход. Для этого Васил поехал в Войнягово в канун Юрьева дня, который в селах празднуют с особой торжественностью, потому что святой Георгий считается покровителем стад. Следующий эпизод, основанный на воспоминаниях очевидца, показывает, что певческие таланты Василия произвели на жителей Войнягово большее впечатление, чем скандальное происшествие в Карлово.

«Это было в апреле 1864 года, на Юрьев день. Теплое солнце улыбалось с ясного неба, когда зазвонил сельский колокол. Крестьяне, празднично одетые, отправились в церковь и стали занимать свои места. Пел хор, священник начал литургию. Взгляды всех присутствующих были устремлены к алтарю и они тихо молились. В храм вошел молодой стройный человек с гибкой фигурой, ясным лицом и живыми проницательными глазами, едва пробивавшимися усами и золотистыми волосами. Он встал среди певцов. Судя по одежде, это был горожанин. Женщины тотчас угадали, кто этот человек с миловидным лицом, и зашептались: „Это дьякон Игнатий, который снял с себя сан на пасху и приехал наниматься в учители“. Иные тут же второпях решили, что „не к добру нанимать такого“. Из-за алтарных врат появился священник, покадил с молитвой и снова ушел в алтарь, чтобы приготовиться к великому ходу. Апостол (т. е. Васил), не сводя глаз с иконы Иисуса, шагнул поближе к клиросу, будто еще был дьяконом Игнатием. И тихонько начал херувимскую. Сначала его пение не понравилось прихожанкам, которые привыкли к громовому басу учителя Недялко. Но когда Дьякон дал полную волю своему голосу и тот зазвенел под сводами, женщины начали изумленно переглядываться и мелко креститься, на душе у всех стало легко и радостно. Иные шептали: „Блаженна мать, родившая такого сына“. Все были очарованы. Сам священник так заслушался, что задержал крестный ход.

Служба пришла к концу. Люди один за другим выходили из церкви. Одни осуждали карловцев, не оценивших такого человека по достоинству, другие от всего сердца восхищались его пением, и все сошлись на том, что Дьякона следует назначить учителем, подразумевая, что он будет петь в церкви. Левский еще в Карлово говорил со старостой Войнягово и даже условился о плате, однако назначать учителя следовало в присутствии старшин села и всех его жителей. По этой причине он вместе со священником, служкой и другими крестьянами пошел на площадь, и там было решено, что сегодня же, когда будут служить праздничную обедню на холме Рошава Могила [31] Буквально это означает «Лохматый курган»; так назывался холм поблизости от села, где проводились празднества под открытым небом. — Прим. авт. , сделают и уговор с учителем Василом. Вскоре после этого люди разошлись по домам готовиться к обедне.

Наступил полдень. На кургане было полно народу, стариков и молодых. Люди уселись полукругом на зеленой траве у трапезы. Там были блюда барашка, мясо которого в Юрьев день едят в первый раз в году. Священник окадил все, что было на трапезе, и взял причитающуюся ему долю и двадцать полушек за шкуру ягненка. Молодайки стали подходить к посаженным отцам, целовать им руки и подносить караваи. Целые торбы свежей брынзы вытряхивались на траву как подношение святому — покровителю стад. Пир был богатый и веселый, вино лилось рекой, крестьяне благословляли святого за его щедрость и просили хорошего приплода в стадах на будущий год. Потом по поляне закружилось хоро. Встали в ряд молодайки и девушки, нарядные и веселые, в ярких одеждах с серебряными пряжками; рядом с девушками встали молодые парни, с вышитыми платками через плечо и с перьями на шапках. Хоро качалось взад и вперед под общую песню, и холм гудел от криков, песен и танцев.

Явился и Левский, которого тут же подрядили быть учителем и певцом. Потом крестьяне решили вернуться в село, чтобы выпить за учителя и за священника, который получил столь сладкоголосого певца. Как только они собрались в корчме деда Вельо, Левский усадил их в кружок; тех, что постарше, — впереди, тех, кто помоложе, — позади. Левский всегда был уважителен к старшим. Потом он заказал меру вина, и когда его принесли, он стал обносить вином всех подряд. Крестьяне пили и благословляли нового учителя. Однако у наших крестьян есть особенная черта: они думают, что только вино дает человеку веселье, и человек, который не пьет вместе с ними, им в тягость. Дьякон же капли в рот не брал, но, видя праздничное настроение крестьян, которые от всего сердца просили, чтобы он их не огорчал и выпил вместе с ними, взял стакан вина, налил в него воды, произнес благословение и выпил. Радость крестьян возросла еще больше. Настала очередь священника угощать всех присутствующих, и он тоже выполнил свой долг. Крестьяне разошлись, когда уже стемнело» [32] «Учителствуване на В. Левски във Войнягово». «Просвета» I, 1411, 13.4.1902. Приводится с сокращениями. — Прим. авт. .

Получив должность, Васил всей душой отдался новому делу: учить чтению, письму и арифметике семнадцать мальчиков и двух девочек, вверенных его попечению. Эта работа приносила ему куда больше удовлетворения, чем сбор милостыни, и он трудился с воодушевлением и энергией. Он любил детей и понимал их, а они отвечали ему доверием и уважением. Его интерес и бережное отношение к детям отчасти объясняются тем, что в них он видел будущих граждан, которым предстоит пожинать плоды жертв, принесенных его поколением. Об этом ясно свидетельствует происшествие, имевшее место позднее. На небольшом собрании в Пазарджике красноречие Васила воспламенило слушателей до такой степени, что они, забыв обо всем, начали строить воздушные замки и рисовать заманчивые картины прекрасной жизни после изгнания турок. Послушав их немного, Васил встал, погладил по головам двух детей, присутствовавших тут же, и печально сказал: «Это они увидят свободу. А мы погибнем» [33] Сб. «Васил Левски». София, 1898, стр. 148. — Прим. авт. .