Леонид Млечин - Коллонтай

Получив утвердительный ответ, Гопкинс громко рассмеялся».

Искренняя неприязнь молотовских аппаратчиков (не говоря уже об их неучтивости) преследовала Александру Михайловну и после того, как она перестала быть послом…

Но сталинское покровительство продолжало действовать. Тяжелобольную Коллонтай даже не отправили на пенсию. С 18 марта 1945 года она числилась советником Народного комиссариата иностранных дел, что было важно не только материально, но создавало важное для нее ощущение востребованности. После победы, 5 сентября 1945 года, ее наградили орденом Трудового Красного Знамени — за успешное выполнение заданий советского правительства во время Великой Отечественной войны.

Посол Уругвая Эмилион Фругони, поэт и публицист, встречал неутомимую Коллонтай в доме приемов Наркомата иностранных дел на Спиридоновке: «Паралич ног заставлял ее передвигаться в кресле-каталке. Когда она проезжала на нем через салон, к ней подходили многочисленные друзья. Сейчас она уже в почтенном возрасте, совсем седая, с приятной улыбкой, освещающей интеллигентное лицо».

Десятого июня 1946 года в норвежском посольстве в Москве ей вручили Большой крест ордена Святого Олафа 1-й степени с лентой. В 1947-м посол Мексики Нарсисо Бассольс передал Коллонтай орден Ацтекского орла, которым отметили ее заслуги в сближении двух народов.

Александра Михайловна много читала, переписывалась со старыми знакомыми. Остроте ума физическое нездоровье не вредило. Старалась возобновить старые знакомства. Забыв былую неприязнь, 26 августа 1945 года из правительственного дома отдыха «Сосны» написала прежнему начальнику в Наркомате иностранных дел Потемкину:

«Дорогой Владимир Петрович,

Благодарю Вас и Марию Исаевну за приглашение к Вам, но из-за ноги я не могу подыматься по лестнице и пока лишена удовольствия быть в Вашем радушном доме. Может быть, проезжая мимо «Сосен», Мария Исаевна и Вы заглянете ко мне по старой памяти. Буду очень рада».

Владимир Потемкин ушел из жизни раньше Коллонтай. 10 февраля 1946 года он стал депутатом Верховного Совета СССР, а 23 февраля скончался.

Коллонтай написала и Михаилу Ивановичу Калинину: «Живу я в доме СНК и, конечно, была бы бесконечно рада, если бы удосужились заехать ко мне. Я почти всегда дома. Для меня было бы большой радостью пожать Вам руку. По снимкам в газетах Вы по-прежнему молодцом, и это меня радует. Я тоже, несмотря на перенесенную болезнь, бодра и работоспособна. Радуюсь, что я в Москве. Нелегко нам за границей».

Член политбюро и председатель президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин долгие годы занимал пост, который в других странах считают президентским. Формально у него в руках была высшая государственная власть. Фактически он лишь оформлял решения, принятые политбюро. «Молодцом» он выглядел только на хорошо отретушированных снимках в партийной печати.

Его жена, Екатерина Ивановна Калинина, была арестована еще 25 октября 1938 года 2-м отделом Главного управления государственной безопасности НКВД. Обвинили ее в антисоветской деятельности и связях с троцкистами и правыми. В справке, которую Берия представил Сталину, говорилось:

«Следствием установлено, что Калинина с 1929 года была организационно связана с участниками антисоветской вредительской и террористической организации правых и содействовала им в их антисоветской деятельности… Калинина предоставляла им свою квартиру для контрреволюционных сборищ, на которых обсуждались вопросы антисоветской деятельности организации, направленные против политики и руководства ВКП(б) и Советского правительства…

Осуждена Военной Коллегией Верховного Суда СССР 22 апреля 1939 года по статьям 17-58-6, 17-58-8 и 58–11 УК РСФСР к заключению в исправительно-трудовом лагере сроком на 15 лет с поражением в правах на 5 лет».

Калинин не посмел замолвить за жену словечко. Боялся, что и его самого посадят. Знал, что у чекистов заготовлены материалы о его связях с «правыми», Бухариным и Рыковым, которых уже расстреляли. Сталин распорядился ознакомить Калинина с этими материалами.

Девятого мая 1945 года, вДень Победы, рассчитывая на милосердие вождя, жена «всесоюзного старосты» обратилась к Сталину с покаянным письмом: «Я совершила тяжкую ошибку, усугубленную тем, что Вы своевременно мне на нее указывали, а я эти указания не учла… Я полностью сознаю свою вину и глубоко раскаиваюсь… Уже несколько лет я нахожусь на полной инвалидности. Моя единственная надежда на Ваше великодушие: что Вы простите мне мои ошибки и проступки и дадите возможность провести остаток жизни у своих детей».

Двенадцатого мая Екатерина Ивановна отправила более короткое письмо и на имя председателя Верховного Совета РСФСР Николая Михайловича Шверника: «Я совершила тяжкие проступки, за которые понесла суровое наказание. Я сознаю свою вину и глубоко раскаиваюсь. Но я никогда не была враждебна коммунистической партии и советской власти и эти проступки совершены мной несознательно. Сейчас мне 63 года. Уже несколько лет медицинской комиссией я переведена на полную инвалидность. Прошу Вас о снисхождении к моему искреннему раскаянию и тяжелому положению и о помиловании меня».

Поскольку речь шла о жене Калинина, который оставался членом политбюро, письма принесли наркому госбезопасности Всеволоду Николаевичу Меркулову. Одно нарком отдал адресату — Швернику. А письмо на имя Сталина переслал его помощнику Александру Николаевичу Поскребышеву. Тот доложил вождю.

Сталин вынес резолюцию прямо на письме: «Т. Горкину. Нужно помиловать и немедля освободить, обеспечив помилованной проезд в Москву».

Неожиданная милость вождя объяснялась просто. Михаил Иванович Калинин был уже смертельно болен, доживал последние дни. И держать его жену в лагере больше не имело смысла…

В 1946 году Коллонтай поехала в Барвиху — это было лучшее место для отдыха и лечения высших руководителей страны. Санаторий принадлежал Лечебно-санитарному управлению Кремля. 3 июля сообщила старой приятельнице Аде Нильсон: «Это санаторий, где имеются все виды лечения. Как в клинике, хороший массаж, массажистка здесь не хуже, чем в Швеции. На сей раз я очень послушный пациент: витамины В, ванны, массаж и полный отдых…

Здесь прекрасные места для прогулок в парке и даже в лесу, а в моем новом кресле я могу легко выехать на лужайку и посидеть там в тени, наблюдая за птицами…

Эми в Барвихе нравится. Питание здесь отличное, пища легкая и разнообразная. В нашем распоряжении целая квартира. Спальня и гостиная, ванная, туалет и балкон. Так роскошно я никогда еще не жила ни в одном санатории…»

Четвертого июля 1946 года Александра Михайловна из Барвихи писала Вере Юреневой: «Читаю, сижу в саду. Эми катает меня по зеленым дорожкам, беседую со старыми товарищами (здесь несколько старых большевиков). Но воспоминаний не пишу. Не хочу прошлого. Я живу тем, что сегодня и что достигает наша страна для будущего, что делаем для укрепления мира».