Леонид Млечин - Коллонтай

Временное правительство посадило ее в Петроградскую женскую тюрьму. 11 августа 1917 года она писала из тюрьмы подруге Зое Леонидовне Шадурской (они познакомились детьми — в Болгарии, где служили их отцы): «Не скрою, бывают и у меня серые часы, неизбежные в одиночке, но в общем — я ясна. Первые дни мне всё казалось, что я участвую в американском фильме, там в кинематографе так часто изображаются тюрьма, решетка и все атрибуты правосудия!

Странно, что первые дни я много спала. Кажется, выспалась за все эти месяцы напряженной работы. Но потом настали и темные дни. Трудно передать свое душевное состояние. Кажется, преобладающая нота была в те тяжелые дни — ощущение, будто я не только отрезана, изолирована от мира, но и забыта. Казалось, что кроме тебя обо мне уже никто не помнит».

Александра Михайловна сильно ошибалась. Тюремное заключение придало ей ореол героизма. Ее имя гремело в революционном Петрограде. 1917 год был ее звездным часом. Пока она сидела в тюрьме, прошел шестой съезд партии большевиков. И не кого-нибудь из видных большевиков, а именно Александру Коллонтай избрали почетным председателем.

Шестой съезд партии собрался в ситуации, когда большевиков преследовали, и проходил в полулегальной обстановке с 26 июля по 3 августа. Новый состав ЦК партии выбирали закрытым голосованием на утреннем заседании 29 июля. Протокола не вели. Всего выбрали двадцать одного члена ЦК и десять кандидатов. Результаты на съезде не объявили. Только назвали фамилии четырех человек, получивших наибольшее число голосов. Первый пленум нового партийного руководства собрался 4 августа — вместе с прежним составом ЦК. Тут зачитали список избранных. Коллонтай тоже ввели в состав Центрального комитета. Она узнает об этом, когда выйдет на свободу и вернется к политике…

Двадцать первого августа Александру Михайловну освободили из тюрьмы под залог, одной из первых — «ввиду плохого состояния здоровья». Максим Горький и его жена, известная актриса Мария Федоровна Андреева, письменно поручились, что Александра Михайловна не сбежит.

До 9 сентября она находилась под домашним арестом. Потом Министерство внутренних дел удовлетворилось тем, что оставило ее под надзором. 7 сентября газета «Рабочий путь» поместила письмо Коллонтай: «Спешным порядком 8 августа принимается закон о внесудебном или, точнее, административном аресте… Уже три недели я испытываю на себе всю великую «мудрость» этого, с позволения сказать, закона. Судебная власть выпустила меня из тюрьмы под залог в 5 тысяч рублей 17 августа, но ночью 19 августа мудрый закон «изъял меня из обращения».

Министры-социалисты, военный — Савинков, внутренних дел — Авксентьев, скрепили приказ своей подписью. По толкованию этого мудрого закона лицо, подвергнутое «строжайшему домашнему аресту», лишается общения с товарищами, свиданий, переписки, даже прогулок, которыми пользуется каждый заключенный. День и ночь арестованный по закону 8 августа находится под бдительной охраной вооруженного милиционера…»

Потом милиционера убрали. Временному правительству было не до Коллонтай.

Александра Михайловна написала в «Правду»:

«Дорогие товарищи, работницы, рабочие и матросы!..

Теперь, когда вооруженная охрана снята с моей двери, я с радостью поспешу к Вам, дорогие друзья-товарищи, со светлым сознанием, что месяцы разлуки только укрепили нашу товарищескую сердечную связь, чтобы вместе бороться за освобождение работниц и рабочих от гнета и власти капитала, чтобы вместе отстоять новый, третий Интернационал!»

Права трудовой женщины — ее главная тема в те предреволюционные недели. Сохранились тезисы, написанные ею к III Всероссийской конференции профессиональных союзов. Что она считала наиважнейшим? Уравнять зарплату женщин и мужчин, ввести минимальные нормы охраны труда: не брать на работу девушек моложе шестнадцати лет, восьмичасовой рабочий день, не ставить женщин на ночные и сверхурочные работы, не использовать их на производстве, вредном для женского организма, обустроить мастерские, где должны быть раздевалки, умывальники, теплые туалеты с сиденьями…

Коллонтай помогала работающим женщинам Петрограда объединиться. Написала профсоюзу прачек текст забастовочной листовки: «Мы, прачки, изнемогаем под непосильным гнетом наших эксплуататоров-хозяев, которые не только не хотят подчиняться решению Совета рабочих и солдатских депутатов, но, напротив, издеваются над ним!.. Мы испробовали все мирные средства борьбы: личные переговоры, переговоры наших выборных с выборными от хозяев, передачу дела в примирительную камеру… Не видя конца издевательству, мы прекратили переговоры и единогласно решили забастовать!»

В партийном журнале «Работница», стоившем три копейки, Александра Коллонтай разила Временное правительство за две беды, нависшие «над головой работницы и рабочего», — дороговизну и войну: «Говорят: грех роптать нам теперь, когда в России народ завоевал свободу! Но одной свободой сыт не будешь. Особенно чувствуют это женщины, работницы, жены рабочих, солдатки. Сколько теперь женщин, что не только самого себя прокормить должны, но и семью содержать. Изволь-ка солдатке на пакет семирублевый прожить!..

Но если плохо той жене, муж которой на фронте, так еще хуже, еще труднее работнице, солдатке, чей муж с фронта вернулся, да не «кормильцем», как бывало, а калекой, изувеченным… А дороговизна такая, что рассказали бы нам про такие цены до войны — не поверили бы! Раньше пяток яиц за пятиалтынный покупали, теперь одно яйцо пятнадцать копеек стоит. Прежде ситный хлеб стоил шесть или семь копеек, теперь пятнадцать. Да еще и не всё достанешь. Сколько часов зря «в хвосте» приходится нам, женщинам рабочего класса, простаивать! Небось, имущие, бары «хвостов»-то избегают, прислугу за себя дежурить шлют…»

Что делать? Коллонтай отвечает: «Надо нам, работницам, провести своих депутаток в городские и районные думы. Не желаем, чтобы нас благодетельствовали, о нас пеклись госпожи и барыни буржуазного класса! Сами сумеем позаботиться о распределении продуктов, муки, молока, сами сумеем назначить цены на товары. Сами сумеем, когда надо, через районные думы конфисковать у спекулянтов припрятанную провизию. Есть у нас верный союзник — наш же брат пролетарий, вооруженный рабочий!»

И эта немудреная, но казавшаяся справедливой программа будет реализована большевиками. Сами назначили цены — и прилавки опустели. Стали конфисковывать продовольствие у торговцев, называя их спекулянтами, — и города едва не заморили голодом… Сейчас кажется странным, что такие неплохо образованные люди, как Коллонтай, вовсе не сознавали, что экономика существует по определенным законам, но это было именно так.